Переводы с языка дельфинов

Он подошел к Вове и взял его за руку. Вова руку отдернул, повернулся вполоборота и снова стал водить пальцем по узору, теперь нажимая на него с силой, даже со злостью. Доктор посидел рядом, глядя на его сосредоточенное лицо. Вова напрягался все больше, его спинка окаменела, движения стали нервными и отрывистыми, он отворачивался от лица доктора. Алина поняла, что еще немного, и он взорвется в истерике.

— Аркадий Львович, не нужно… так пристально, — тихо сказала она. — Он нервничает.

— Да? Вы видите, что он нервничает? — Бриксман пересел за стол. Спина Вовы сразу расслабилась. — А я вижу совершенно нормального мальчика!

— Что?! — Алина чуть не поперхнулась от возмущения. Для чего она тут распиналась полтора часа, выложив этому доктору с бархатным голосом всю подноготную? Опять «нормальный»! Да кто-нибудь поможет ей или нет? Как все надоело!

— Что вы так всполошились, Алина Ивановна? Вы знаете, что с точки зрения психиатрии вообще нет ни одного нормального человека? То есть в обратном случае — все нормальны. Так или иначе, хоть и со странностями, привычками и особенностями характера, воспитания, влияния окружающей среды, все нормальны, каждый в своем представлении, в разрезе понимания тех или иных проблем.

— Аркадий Львович! — Алина, разочарованная, теряла остатки доверия к врачу. — Если бы это было так, то вы, как и другие, сидели бы без работы! Однако у вас все в порядке и с занятостью, и со всем остальным. — Алина грубовато намекнула на стоимость приема.

Бриксман добродушно улыбнулся:

— Именно! Посудите сами, сударыня, разве такой поток клиентов, как у меня, может состоять только из нервнобольных? Вот и вы пришли ко мне, разве вы считаете себя психически нездоровой? Ненормальной?

Алина растерялась. Нет, безусловно, она могла бы признать себя неуравновешенной, она устала, но она точно не тронулась умом, и уж конечно она совершенно нормальная.

— Я нормальная! Но у моего сына явные проблемы, вы же видите? Ах, ничего вы не видите, — чуть не плача, сказала Алина. — Он ходит, как цыпленок, поджавший крылышки. Он раскачивается, у него бывают приступы самоагрессии! Он не говорит, он не проявляет чувств и эмоций, только если кричит от боли или если что не по нему. У него сто тысяч странностей, непонятных окружающим! Он…

— Минуточку! — Доктор перебил ее, повысив голос. — А в чем, собственно, его ненормальность? В непохожести на других? Ну-ка, потрудитесь мне объяснить, что есть «нормальность» в вашем понимании?

— Ну, это… это когда с ребенком можно общаться, можно вести диалог, ждать от него ответной реакции на слова и действия. — Алина пыталась сказать, что бы она хотела видеть в сыне. — Чтобы мог обслуживать себя, чтобы был контактным, чтобы вот так не замыкался, когда его берут за руку…

— Неубедительно, — сказал Бриксман. — Сотни тысяч детей, которых вы будете считать нормальными, неразговорчивы и неприветливы по натуре или воспитываются в среде, где никому не интересны их слова и эмоции. Некоторые, их также сотни тысяч, не ответят на вашу просьбу или вопрос по самым разным причинам, начиная от плохого настроения и неважного самочувствия, заканчивая просто нежеланием с вами общаться и реагировать на ваши слова. Обслуживать себя? Я знаю десятилетнюю девочку, которая абсолютно нормальна в широком понимании этого термина, но ее до сих пор кормят с ложки и одевают, так как иначе она просто не ест, ковыряется по два часа, а самостоятельно одевается так медленно, что не хватит никаких нервов дождаться, проще одеть. Она иногда до сих пор зовет маму подтереть ей попу, уж извините за подробности — вот так воспитан ребенок. И таких детей сотни тысяч! Ну а что касается напряженности, когда ребенка берут за руку… в наше время, знаете, никому доверять нельзя, сколько случаев пропажи детей именно из-за их доверчивости и послушности. Из-за так называемой нормальности, — подчеркнул он.

Алина была поражена. Нет-нет, определенно все, что перечислили врач, притянуто за уши. Она может отличить в Вове те черты и свойства, которых нет у здоровых детей. Возразить она решилась — у доктора на каждый ее аргумент нашлись опровержения. Но видеть, отличать и понимать симптомы аутизма не только в своем ребенке, но и в других она уже наловчилась. Поэтому не нужно тут убеждать ее в обратном. Алина разозлилась на Бриксмана, на себя: отвалить столько денег за никчемную дискуссию, не услышать ничего определенного, сама тоже хороша, расслабилась, размечталась, что тут ей выдадут путеводитель к своему ребенку. Вот дура!

Алина торопливо попрощалась, стянула Вову с дивана и вышла из кабинета. Психоаналитик проводил Зубовых до двери и пригласил в кабинет следующего посетителя.

Приехали домой, Алина накормила Вову, не переставая думать, что ей не удается найти человека, который указал бы верный путь. Действует вслепую. Вспомнила: в два встречаются с Юлей у экстрасенса. «Бредятина! — подумала Алина. — На что только не пойдешь ради хоть каких-нибудь результатов». И тут раздался звонок от Юли:

— Едете? Я через полчаса уже буду на месте.