Переводы с языка дельфинов

— …и вот теперь мы живем каждый сам по себе. Она вся в ребенке, я их не вижу почти, но слышу, конечно, Вовка орет постоянно. Близости нет, интересов общих нет, с каждым днем все хуже и хуже. — К ужасу своему, Семен почувствовал, что сейчас может заплакать.

Мать недобро смотрела на него и, улучив удобный момент, вставила:

— Так разведись с ней! Чего проще? Я тебе сразу говорила…

— Ты не понимаешь… — Семен вздохнул. — Я люблю ее. По-прежнему люблю, даже, может, еще сильнее, ведь она недоступна теперь. Не нужна мне никакая другая, даже сто других не хочу. А она с этим идиотиком возится, — в сердцах зло сказал он, — на меня вообще внимания не обращает!

Екатерина Афанасьевна покачала головой:

— Нет, Сема, от правды не укрыться, ты и сам чувствуешь, что не твой это сын, иначе не стал бы его так называть. Ребенок же не виноват, что таким родился.

— Да брось! — твердо сказал Семен. — Дело не в этом. Вырвалось. Ты меня в детстве да и позже как только ни называла. Что ж, я не твой сын? Нет, у меня к нему есть чувства, но, признаю, не любовь это. Ну не могу я его любить! За что? Он меня ни разу папой не назвал, ни обнял никогда, на руки не залез…

— А своих детей, Сема, любят не за что-то, а вопреки всему, — со значением сказала Екатерина Афанасьевна.

— Не сворачивай на эту тему, мама. Вовке больше не от кого было родиться, мы с Алиной тогда как попугаи-неразлучники были, всегда везде вместе. Слушай, о чем я хотел поговорить с тобой… — Семен помолчал, подбирая слова. — Вот я думаю, если бы мы его в детдом отдали, в специализированный интернат, вернулись бы мы к прежней жизни? Мне кажется, что Алина просто обросла этими проблемами, затюканная стала, ничего не замечает, не видит и не слышит. Если бы Вовы просто не было у нас, то все стало бы на свои места. Что скажешь?

— Она согласна? — подняла бровь мать. — Если да, то она еще хуже, чем я думала. Не мать, а ехидна!

— Да нет же! — Семен понял, что не найдет здесь поддержки. — Она как раз не согласна. При чем тут ехидна! Но если бы можно было при помощи компетентных врачей убедить Алину, что Вове необходимо расти в специальном учреждении под квалифицированным присмотром, мы смогли бы вернуть былые отношения.

— Сема, у вас и раньше отношения были односторонние! Ты со своей любовью, а она лишь благосклонно ее принимает. Ты и раньше не видел, и сейчас не понимаешь, что ничего от нее взамен не получаешь. — Екатерина Афанасьевна раздраженно крутила в руке ложечку, звонко стуча о край блюдца, чего не позволяла делать никому. Задумчиво посмотрела на сына и произнесла:

— А что, идея с детдомом, может, и неплоха. Этот даун еще попортит вам нервы, когда вырастет, так что уж лучше сейчас спихнуть, если есть возможность. Если нет, то я могу помочь, поговорю с кем-нибудь из знакомых. — Мать положила ложечку на скатерть и подняла глаза на сына. — Ах вот зачем ты приехал! Чтобы я переговорила с кем-то?

— Мама, я приехал, потому что только ты у меня и осталась. Твоя помощь была бы бесценна, если честно.

Семен и впрямь не думал ни о чем таком, но у матери еще оставались знакомые химики-биологи, которые могли бы посодействовать, убедить Алину отдать Вовку в интернат.

— Слушай, я даже не думал, что это решается так легко! Мама, ты гений! — Семен повеселел. — Точно, давай так и сделаем! Я ее подготовлю, уговорю как-нибудь, чтобы она пошла на консультацию к кому-то из твоих знакомых. Тут уж ты позаботишься. Заберут Вовку в интернат — все у нас с Алиной и наладится, наконец-то заживем по-прежнему.

Мать подняла бровь, мол, сомневаюсь. Во всяком случае, от байстрюка не помешает избавиться. Что Алина ребенка нагуляла, Екатерина Афанасьевна с некоторых пор была уверена. Она все проанализировала: родила раньше на две недели, значит, и забеременеть могла до свадьбы. Пусть Семен ей не рассказывает, что они вместе все время были, дурное дело нехитрое, для этого много времени и не нужно! Она долго разглядывала фотографии Вовы и сравнивала их с фотографиями Семы в детстве — ничего общего! На саму Алинку тоже ни с какого боку не похож. В общем, чужой он. Но смолчала, не стала нагнетать обстановку. Ладно, пусть избавятся они от него, а там она придумает, как их с Алинкой развести. Хотя к этой дуре она уже привыкла, а другая вдруг еще хуже окажется? Но простить Алине тот день, когда родной сын выпроводил ее из квартиры, Екатерина Афанасьевна не сможет никогда.

Семен посидел у матери еще с часок, поговорил с ней о том о сем и засобирался домой. Ему хотелось начать разговор с Алиной как можно скорее. Пока ехал, придумывал веские аргументы, подбирал убедительные фразы. Он был уверен, что сможет окружить ее такой любовью и такой заботой, что она оттает и забудет про своего дурачка сыночка… «Уж прости, Вовка, но из песни слов не выкинешь», — чуть ли не вслух сказал Семен.