Перья

Но зревшая в моем друге подспудная неприязнь к Лев-Тамиму все чаще накатывала на него мутными волнами, и Ледеру приходилось соблюдать осторожность ради сохранения корректных отношений с партнером. Лишь однажды он дал себе волю в моем присутствии, пробормотав:

— Я не дам ему стать командующим армией…

Это случилось после долгой конфиденциальной беседы Ледера с неистовым толстовцем, имевшей место в лавке у Гринбергов, но я все же спросил:

— Кому?

Ледер, спохватившись, ответил, что ради сохранения единства в наших рядах мы должны научиться сдержанности и умению молчать, когда это необходимо.

5

Несмотря на свое желание избежать раскола в движении, Ледер все больше склонялся к тому, чтобы предложить пост верховного главнокомандующего продовольственной армией какому-нибудь всемирно известному деятелю. Когда он решился вынести этот вопрос на обсуждение вегетарианско-веганского комитета, скрывать свое недовольство пришлось Лев-Тамиму, и здесь толстовцу сослужила добрую службу его окладистая борода. Вовремя утопив в ней выражение досады, он сделал вид, что погружен в свои мысли.

Первыми в дискуссионное пространство были вброшены имена Альберта Эйнштейна, Мартина Бубера и Бертрана Рассела, однако Ледер дал им отвод, заявив, что физики, математики и философы не способны управлять государством, какими бы ни были их научные достижения и частные добродетели.

— Нам нужен кто-то типа Ганди! — говорил он. — Человек, подающий личный пример. Тот, кто будет действительно подобен махатме, который ходил пешком из деревни в деревню, жил скромно и ежедневно по полчаса работал на прялке, желая наделить символическим смыслом свободу, основанную на личном труде и нежелании зависеть от посторонних. Только такой человек будет достоин высокого поста в линкеусанском государстве!

И тогда Явров предложил имя доктора Альберта Швейцера.

На это с удивившей всех резкостью отреагировал молчун Фрадкин, до сих пор не принимавший участия в спорах:

— Лучшего из врачей — в геенну![271]

Оказалось, что Фрадкин, проработавший много лет санитаром в английской больнице, пришел к твердому убеждению, что любой, даже самый успешный и праведный, врач может устроить у себя во дворе небольшое кладбище, которое будет заполнено теми, кого он погубил.

С Фрадкиным согласился Гринберг, заявивший, что нимб современного святого, которым окружен седовласый лик доктора Швейцера, есть не что иное, как результат хитроумной пропаганды, ведущейся анонимными скандинавскими концернами. Легенда о святом Юлиане двадцатого века[272] распространяется ими в своекорыстных коммерческих целях. От имени доктора Швейцера по всему миру собираются пожертвования, исчисляемые миллиардами долларов, и основную часть этих денег ушлые бизнесмены кладут себе в карман, хотя сам доктор Швейцер об этом, возможно, не знает.

Членов комитета ошеломили ядовитые подозрения богобоязненного переплетчика, но Гринберг не дал им опомниться:

— Слышал ли кто-нибудь из вас о докторе Ноахе Ярхо?

Оказалось, так звали врача, которого Гринберг знал в Аргентине. Оставив успешную практику в Киеве, он отправился в Энтре-Риос лечить колонистов в земледельческих поселениях барона. Строил своими руками больничные бараки, лично наблюдал за состоянием кухонь и проведением необходимых санитарных мероприятий, безотказно оказывал помощь любому. Мало того, доктор Ярхо оздоровил социальную и духовную жизнь колонистов. Его стараниями в провинции Энтре-Риос были учреждены сионистский центр и общество изучающих «Эйн-Яаков»[273], и все это — вопреки сопротивлению чиновников барона в Буэнос-Айресе, презиравших самоотверженного врача и чинивших всевозможные препятствия его деятельности.

— Ну в точности наш доктор Швейцер, — вставил Ледер.

— Да. Только вот доктор Ярхо был действительно скромным человеком. И лучшим доказательством его скромности является то, что никто из вас ничего не слышал о нем.

К сказанному Гринберг добавил, что, в отличие от знаменитого эльзасского врача, который оставил в Европе жену и наверняка «женихался» каждую ночь с новой медсестрой, доктор Ярхо отправился в далекую Аргентину с молодой супругой, оставившей ради него комфортную городскую жизнь.

Лев-Тамим обнаружил, что против предложенной Ледером кандидатуры сложилась широкая коалиция, и это позволило ему присоединиться к противникам доктора Швейцера, не давая повода для подозрений в том, что он насмехается над своим партнером-соперником. Не признавая за раввинами и религиозными еврейскими судьями права властвовать над собой, сказал Лев-Тамим, он точно так же отвергает идею сделать главой линкеусанского государства христианского миссионера.

Но докладчика не удавалось выбить из колеи.