Перикл

Пока шёл пир, люди Перикла готовили всё для мнимой казни: Гиппократ принёс снадобье, похожее на стёртую цикуту. Снадобье вручили дежурному члену из Коллегии Одиннадцати, тот передал его тюремщику, из рук которого пленник должен был принять «яд» в смертной чаше и которому доверялось, удостоверить наступление смерти. Всё это стоило немалых денег, большую часть из которых внесла Аспасия, не уведомляя о том Перикла ради его спокойствия, остальные — Софокл, Фидий и Протагор. Доля участия Гиппократа была в приготовлении снадобья, доля Геродота — в предоставлении корабля для побега, доля Сократа — в организации похорон мнимо умершего. Только самого Анаксагора ни о чём не предупредили: о плане побега, о снадобье, о подкупе тюремщиков, о мнимых похоронах и об отплытии на корабле. Боялись, как бы он не стал противиться всему этому или, согласившись с планом спасения, не проговорился о нём до времени.

   — Похороните меня в Клазоменах на холме, — пируя с друзьями, говорил Анаксагор, — на холме, подальше от моря, но так, чтоб море было видно с холма.

   — Ты опасаешься, что твою могилу может размыть море, потому выбираешь холм? — спросил его Фидий. — Разве со временем не станут дном моря клазоменские холмы?

   — Конечно, станут, — ответил с улыбкой Анаксагор, будто речь шла не о его могиле. — Хватило бы только времени — и тогда не только клазоменские холмы, но и вся земля станет морем. Или все моря высохнут и станут землёй.

   — Я подозреваю, что со временем вся вода на земле станет виноградным соком, сок — вином, а вино выпьют греки, — весело сказал Сократ, осушая очередную чашу вина, принесённого в тюрьму слугами Перикла.

Весел был не только Сократ — ведь все знали, кроме самого Анаксагора, что это вовсе не прощальный пир перед казнью, а весёлый пир перед побегом. Анаксагор, должно быть, дивился тому, что друзья его так веселятся накануне его казни, все затеваемые им разговоры о смерти превращают в предмет весёлых шуток, пьют и закусывают с удовольствием, без каких-либо признаков горечи, и постоянно предлагают тосты за его здоровье. Правда, в начале встречи поговорили о погибших сыновьях, посочувствовали его беде, пожелали душам погибших сладкого сна до пробуждения на Островах Блаженных.

   — И мне пожелайте такого же сладкого сна, — попросил Анаксагор.

   — Желаем! — неожиданно радостно воскликнул Сократ. — Чтоб тебе сладко спать до пробуждения на родине!

   — На какой родине? — спросил несколько озадаченный философ.

   — Как?! Разве ты не знаешь, — пришёл на выручку Сократу Перикл, — что Острова Блаженных — вечная родина всех добрых душ? Сократ, подтверди это!

   — Именно так: наши души родились не здесь, у них есть общая прекрасная родина. Итак, сладкого тебе сна, Анаксагор, до пробуждения на родине, — по-прежнему весело повторил свой тост Сократ.

Все дружно выпили, а Фидий, хлопнув Анаксагора по плечу,сказал:

   — Потом расскажешь нам, что тебе снилось. Вот тебе моё пожелание: пусть тебе во всё время пути снятся девушки Феодоты.

   — Я не против, — рассмеялся Анаксагор. — Только как же я расскажу вам о моих снах? Разве вы последуете за мной? Вот этого я не хочу, оставайтесь здесь, на земле, не торопитесь на нашу общую родину. Обещайте! — потребовал он.

   — Туда мы не станем торопиться, — пообещал Геродот. — Но я поплыву с тобой, один из всех, — сказал он, вызвав общий смех и изумление Анаксагора. — У меня есть нужда в таком путешествии, — продолжил он. — Я пообещал Периклу подробно описать этот путь и то, что лежит дальше.

   — Ты просил его об этом, Перикл? — спросил Анаксагор.

   — Да, — подтвердил Перикл. — Я и сам намереваюсь, но позже, конечно, проделать этот путь.

   — На благо всей Эллады, — сказал Сократ.

   — Да, на благо всей Эллады, — согласился с ним Перикл.

   — Ладно, ничего не понимаю, — вздохнул Анаксагор и спросил: — Так за что пьём, друзья?

   — За сладкие сны, — напомнил Фидий.

Гиппократ наклонился к Периклу и сказал ему на ухо, пользуясь тем, что из-за шума Анаксагор не слышит их — все начали громко повторять тост Фидия, прибавляя к нему свои слова и пожелания:

   — Как бы вино не повредило моему снадобью. Было бы лучше, когда б Анаксагор меньше пил.

— Да вот, кажется, и время пришло, — ответил Перикл, глянув вверх, туда, где в стене под потолком тюремной камеры было пробито небольшое — чтобы не пролезть через него — отверстие, обращённое к западу, откуда заходящее солнце посылало свои лучи. — Солнце будто спряталось.

Последние его слова были услышаны всеми.

   — Спряталось? — посмотрел на отверстие Анаксагор. — И точно, спряталось, хотя ещё светло. Но надо всё же зажечь светильники.

Позвали стражника, попросили принести огонь. Тот сразу же принёс, зажёг масляные светильники в нишах, выпил предложенную ему чашу вина, сказал, что отравитель уже принёс цикуту и стоит за дверью, ждёт, когда его позовут.

   — И когда надо звать? — спросил Анаксагор.

   — Некоторые пируют до утра, — ответил стражник, приняв из рук Сократа вторую чашу вина. — Но тогда надо угощать вином и отравителя, чтоб ему веселее было ждать.