Перо, закон и стеклянный шар (СИ)

Гроза стихла, фонари погасли, и в домах вокруг больше не светилось ни одно окошко. Хальрун не считал себя пугливым человеком. Он с радостью приветствовал любые авантюры и не чувствовал вины, когда приходилось слегка преступать закон, но это ночное приключение сильно отличалось от всего, чем газетчик занимался раньше. Было жутко тоскливо сидеть в крошечной машине посреди темноты.

– Нет, не уверен, – отозвался Дорен. – Будет жаль, если я ошибся, но работу нужно делать основательно… Даже если это вызывает неудобства.

Детектив посмотрел на Хальруна и вдруг добавил:

– Помнится, вы однажды подставили лицо под кулак ради публикации. Неужели провести ночь в машине много хуже?

– Я не жалею, что сейчас нахожусь с вами, – возразил газетчик. – И мне не жалко заменить сон слежкой за домом. У госпожи Лаллы красивый дом, в конце концов, на него приятно смотреть! Только будет ли польза?

- Не знаю. Я надеюсь.

Дорен зябко дернул плечами, устраиваясь удобнее. Хальрун вздохнул.

- Расскажите про госпожу Лаллу, детектив? Вы упоминали, что выяснили прошлое этой таинственной женщины.

- Нет в ее прошлом ничего таинственного, - ворчливо ответил полицейский. – Госпожа Лалла всего лишь была когда-то ярмарочной ясновидящей.

– Разочаровывает, хотя я не удивлен… А впрочем, нет... Странно, что я про нее не слышал. Я должен был бы знать…

- Она родом не из Бальтауфа, вей Осгерт. Госпожа Лалла жила работала на юге, где много курортных городков. Предполагаю, где-то там она и познакомилась с вейей Кросгейс.

– Тогда я понял… Неплохое продвижение. Это объясняет вульгарные манеры гадалки.

Остаток ночи прошел в болтовне ни о чем… То есть болтал, конечно, Хальрун, которого раздражало молчание, а Дорен отделывался короткими фразами. Журналист еще раз рассказал о вечере у Мализы, перемыл косточки всем присутствовавшим там гостям, прошелся по своей газете и только после этого сумел разговорить Дорена. В порыве откровенности детектив поведал о буднях полицейского управления. Хальрун быстро признал, что не хотел бы так работать и мысленно пообещал не жаловаться больше на капризы редактора...

Наконец начало светать. Небо стало серым, и город окрасился в тот же цвет. Утренний Бальтауф выглядел мокрым и промозглым, а низкие облака казались крышкой воображаемой коробки. Хальрун ощутил острый недостаток пространства, и ему ужасно захотелось выбраться из машины. Газетчик попробовал размять шею, закряхтел и рассмеялся.

– Чувствую себя стариком, детектив. Знаете, один мой коллега скрипит, как несмазанный механизм. Я-то думал мне до его состояния еще лет десять, а оказалось, что хватило одной бессонной ночи в самоходном аппарате.

Дорен выглядел так, как будто совершенно не страдал от затекших суставов.

– Простите за неудобства, вей. Потерпите еще немного?

– Разумеется, – Хальрун безуспешно попытался завернуться в плащ, окинул взглядом безжизненную улицу, а затем рассмеялся. – Мне идти некуда. Я тут с вами застрял, знаете ли.

Хотелось выпить кофе или хотя бы чаю, да и от миски крепкого бульона газетчик бы не отказался. К сожалению, в такой час горячее нигде не готовили, а дом милейшей Фанны находился в полутора часах езды отсюда.

- Спасибо, вей Осгерт, - вдруг сказал Дорен. – Вы не были обязаны ехать со мной, но составили мне компанию. Я вам благодарен.

- О, - удивился Хальрун. – Не стоит. Я просто хочу знать, чем все закончится.

- Закончится? Кхм… Кажется у вас есть шанс. Смотрите!

Газетчик повернулся в сторону, куда указывал Дорен, и с удивлением увидел маленькую фигурку в начале улицы.

- Ребенок? – спросил Хальрун.

- Беспризорник, - уверенно ответил Дорен.

- Странно. Они редко просыпаются так рано. На улице им до обеда делать нечего.

Хальрун сообщил об этом с видом знатока. Благодаря рассказам Пайпа, журналист неплохо знал быт уличной мелюзги.

- Смотрите внимательнее, вей Осгерт, - шепотом отозвался полицейский. - Я полагаю, этот мальчик и есть причина, по которой мы провели ночь под окнами госпожи Лаллы. Не спугните его.

Детектив напряженно щурился и почти не моргал. Он замер, не отводя взгляд от бегущего ребенка, и Хальрун мгновенно избавился от чувство усталости. Ломота в костях и одеревеневшие конечности перестали беспокоить журналиста.

Мальчик, одетый в потрепанную курточку, и во взрослом картузе, налезавшем на глаза, вприпрыжку подбежал к двери гадалки. Полицейская машина стояла совсем рядом с крыльцом (иначе темной ночью следить за домом не представлялось возможным), но мальчишка не смотрел по сторонам. Он не ждал, что некто выскочит из аппарата, да еще продемонстрировав завидную ловкость... Хальрун, во всяком случае, Дорену позавидовал. Сам газетчик выбирался из машины с кряхтением и через боль.

- Отпусти! – закричал ребенок. – Отпусти, дядечка!

- Я из полиции, мальчик. Не бойся.

Беспризорник задергался еще сильнее. Угомонился он, только когда заметил Хальруна. Видимо, мальчик понял, что от двух взрослых он точно не сбежит.

– Чего вам надо?

– Покажи, пожалуйста, то, что лежит у тебя в кармане, – вежливо, но твердо попросил полицейский.

– Ничего там не лежит!