Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Но самым неприятным для кавказской знати было другое – маркиз отказался принимать какие бы то ни было подарки-пишкеши как от закавказских ханов, так и от бесчисленных местных князей, как было принято в тех краях. Традиция взаимного дарения была столь распространена, что для ее поддержания из Петербурга всегда присылали в распоряжение наместников дорогие вещи. Получив очередной ханский подарок, наместник обыкновенно приказывал записать его на приход, а тот, который посылал хану, записывал в расход. Паулуччи же разослал письма, повелевая всем закавказским ханам ему подарков впредь не присылать и от него ответных даров также не ждать. Более того, он категорически запретил принимать подарки своим чиновникам, не без основания считая это официальной взяткой.

Теперь, когда заботы по принуждению к миру северокавказских горцев перешли в ведение генерал-лейтенанта Ртищева, Паулуччи сосредоточился исключительно на закавказских делах.

Ситуация же была следующей. Персы опять готовились к вторжению в наши пределы, ведя переговоры с казикумухским ханом Сурхаем-ханом и давним нашим врагом бывшим дербентским ханом Ших-Али, который еще не потерял надежды вернуть свое ханство.

Сурхай-хан являлся серьезным авторитетом для горцев, так как являлся хафизом, знавшим наизусть Коран. Очевидец писал о Сурхае так: «Это был человек примечательной наружности. Он был высокого роста и вид имел, особенно под старость, грозный. В горах он славился обширной ученостью в мусульманском духе, а по древности рода и большими связями во всем Дагестане, пользовался уважением у всех соседних народов».

При этом и казикумухский хан Сурхай и скрывающийся у него бывший дербентский хан Ших-Али заверили Аббас-Мирзу в готовности к войне с русскими. Довольный принц одарил Ших-Али четырьмя тысячами червонцев, велев собирать под свои знамена всех, кого только сможет. Лазутчики доносили, что сам Аббас-Мирза якобы хочет выступить из Тавриза в Муганскую степь, отправив приказание Мустафе-хану Ширванскому идти туда же со своим войском.

Английские инструкторы советовали ему, для быстроты движения, не брать с собою пехоту, оставив ее в резерве, а взять только пушки, назначив для прикрытия каждой по двести человек лучшей конницы. Кроме этого, в Решт прибыл сведущий английский корабельный мастер, чтобы построить там суда для уничтожения русских судов, плавающих из Астрахани в Баку.

Генерал-лейтенант Паулуччи, будучи сам человеком редкостной честности, негодовал, получая сведения о кознях англичан.

– Как так, – говорил он своим штабным, – ведь Англия нынче союзник России в борьбе с Наполеоном! При этом Россия честно исполняет все пункты договора, оплачивая его кровью своих солдат. В ответ Лондон исподтишка пакостит ей везде, где только может. Уж лучше было бы держать союз с Наполеоном против англичан, по крайней мере, он честнее! Передайте мое приказание постараться изловить хотя бы несколько английских офицеров. Мы их отправим в клетке в столицу, чтобы все увидели истинную физиономию британской чести!

Вскоре прибывший в Петербург английский посол Эдвард Торнтон уже знал, что новый наместник Кавказа исповедует антибританские взгляды. Премьер-министру Спенсеру Персивалю, по кличке «маленький Пи», посол писал, что немедленно предпримет все возможные меры для устранения опасного противника.

Не зная, что над ним уже начинают сгущаться тучи, Паулуччи в то время более волновали дела в Муганской степи. Чтобы проверить полученную информацию, он приказал командиру Троицкого пехотного полка генерал-майору Хатунцеву отправиться в Ширвань, под предлогом осмотра расквартированных там батальонов. Самому же узнать, действительно ли персы сосредотачиваются к югу от слияния Аракса и Куры в Муганской степи, и удостовериться в измене Мустафы-хана Ширванского. Если же сведения о сосредоточении персов подтвердятся, то Хатунцев должен был собрать все находящиеся в Ширвани наши войска и атаковать персов. Если же персов не обнаружится, то двинуть войска против разбойничьих шаек Ших-Али.

Генерал-майор Хатунцев начинал службу в Преображенском полку, потом служил в кавалергардах. К своим подчиненным лощеный гвардеец всегда относился с нескрываемым презрением. В бытность командования Ревельским полком Хатунцев был даже отдан под суд за хамское отношение к офицерам и издевательства над солдатами, после чего изгнан из армии. Однако в феврале 1811 года был прощен, снова взят на службу и отправлен командовать Троицким пехотным полком на Кавказ «на исправление».

Внешне Хатунцев стал вести себя потише, но все равно время от времени срывался на подчиненных. Офицеры и солдаты его откровенно не любили. Он отвечал тем же. Как бы то ни было, но в кампанию 1811 года Хатунцев довольно удачно защитил Карабах от очередного вторжения персов, за что получил высочайшее благоволение, которым очень гордился. И вот теперь наместник поставил перед ним новую задачу.