Читаем Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1 полностью

Покровительницей материнского рода выступает береза. Это дерево является почитаемым, пожалуй, в обрядах всех славянских и финно-угорских народов. Именно березу на Троицу приносили из лесу во двор дома и ставили у среднего окна фасадной стены как символ семейного благополучия, жизнеспособности и удачи. Карелы считали березу деревом хозяйки дома, покровительницей всей женской половины семьи; тогда как ель была покровителем хозяина (к примеру, есть рассказы о том, как засыхала ель, стоящая у дома, когда он сгорал или по какой-то причине его разбирали). В фольклоре многих народов известен сказочный сюжет (СУС 511), одним из мотивов которого является убийство любимой матери и закапывание ее костей (или капель крови) во дворе дома[252]. На этом месте вырастает береза, которая и будет выполнять желания «невинно гонимой» дочери. Здесь отразились древнейшие представления о том, что душа умершего переселяется в дерево, которое благодаря этому оживает и становится покровителем всего материнского рода. Данный мотив представлен в карельской сказке «Голубая важенка». То, что березы были одними из самых почитаемых деревьев, подтверждается многочисленностью их видов и названий: hiki-, rauvus-, kaskes-, suo-, kangas-, mägi-, korbi-, pahku-, mauroityvi-, duboovoi. В одном из южнокарельских ритуалов в качестве жертвоприношения предкам и хозяевам леса ягненка оставляли в разветвлении березы, чтобы его клевали птицы, посредники между мирами мертвых и живых[253].

Новорожденный ребенок считался наиболее незащищенным членом человеческого рода. Поэтому с целью обезопасить его от влияния злых духов, плели из березовых лучин специальный короб, в котором он находился первые шесть недель. К верхней кромке сосновыми корешками подшивали полоску бересты[254]. А в дальнейшем зыбка висела на березовом очепе.

Во время летних Святок, ранним утром Иванова дня, девушки с целью поднять лемби шли на поля, где посеяны зерновые. Там они купались в росе и мочили в ней полотенце, затем вешали его на высокое дерево, чаще всего это была береза (SKS. 440/636)


У скандинавов широко известно почитание рябины. Она считалась священным деревом громовника Тора; а шведское наименование рябины rönn сопоставлялось с именем жены этого верховного божества Rauni. Карелы стегали рябиновым прутом больную корову, со злостью приговаривая: «Рябина чертом сотворена!». В одной из загадок рябиновый прут сопоставляли с выстрелом, который часто использовали в качестве защиты от потусторонних сил; а в другой – со днем: «Длинный прут рябиновый всю землю обхватывает… Рябиновый прут вокруг деревню обходит, в конце садится». С помощью рябиновой палки освобождали стадо из лесного укрытия: шли по следам пропавших коров, а когда на дороге встречались корни деревьев, били их палкой и говорили, обращаясь к лешему: «Отдай вон корову!»[255] У пастуха сакральный прут чаще всего был рябиновым, в доме его держали в красном углу, под образами, и запрещали кому бы то ни было притрагиваться к нему. Обруч, сделанный из рябины, по своей силе приравнивался к железному. В одном из заговоров обращаются к медведю с просьбой не трогать стадо; а если он ослушается, обещают надеть ему на морду рябиновый или железный обруч (НА 2/78).


Священным деревом считается и можжевельник. Есть сведения, что у карелов почитался даже особый дух, или народ, можжевельника (katajänväki)[256].

У сету прямо во дворе было специально отделено «чистое место», где по их верованиям жил святой Томас. В центре этого сакрального места, куда имел право входить только хозяин дома, рос можжевельник, а рядом с ним стояли можжевеловый крест и шест. Здесь приносили жертвоприношения покровителям дома[257]. До сих пор можжевеловым дымом карелы окуривают подвалы (которые когда-то являлись местом захоронения предков), могилы, покойников. Этому дыму приписываются отпугивающие свойства – «его даже шайтаны боятся»[258]

. Можжевеловой водой обмывали корову после отела, во время рубки можжевельника необходимо было надеть рукавицы (kindahat)[259], служащие оберегом во многих ритуалах.

В конце XX века в д. Лахта (район Сямозера) записан интереснейший рассказ о священной роще, которая сохранилась до наших дней. Она стоит на краю деревни и представляет собой скопление многих десятков двух-трехметровых можжевеловых деревьев. Это место неприкосновенно, из него нельзя ничего брать, даже веточку ломать запрещено. В можжевеловой роще живет «он», хозяин леса; в безветренную погоду даже слышен его разговор. Человек, рассказывавший об этом священном месте, подчеркивал, что говорить об этом лишнее или с посторонними нельзя. Табуировано и имя хозяина рощи, рассказчик называл его не иначе как «он». В эту рощу мог ходить только знахарь, «умные старики», причем в специальном кафтане и обязательно в шапке[260] – «к такой (т. е. обычной. – И. Л.) одежде он близко не подойдет» и не ответит на интересующие вопросы (117).

Перейти на страницу:

Похожие книги

История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука