Ричард II, акт V, сц. 1
Судьба распутного наследника шотландского престола
была совсем другой, чем это представили населению го-
рода Фолкленда. Честолюбивый дядя обрек его на смерть,
решив убрать с дороги первую и самую опасную преграду
и расчистить путь к престолу для себя и своих детей.
Джеймс, младший сын короля, был совсем еще мальчик –
со временем, думалось, можно будет без труда устранить и
его. Рэморни, в надежде на возвышение и в обиде на своего
господина, овладевшей им с недавних пор, был рад со-
действовать гибели молодого Ротсея. А Двайнинга с рав-
ной силой толкали на то любовь к золоту и злобный нрав.
Было заранее с расчетливой жестокостью решено стара-
тельно избегать тех способов, какие могут оставить за со-
бой следы насилия: жизнь угаснет сама собой, когда
хрупкий и нестойкий организм еще более ослабеет, ли-
шенный заботливой поддержки. Принц Шотландский не
будет умерщвлен – он, как сказал однажды Рэморни при-
менительно к другому лицу, только «перестанет жить».
Опочивальня Ротсея в фолклендской башне была как
нельзя более приспособлена для осуществления преступ-
ного замысла. Люк в полу открывался на узкую лесенку, о
существовании которой мало кто знал и которая вела в
подземную темницу: этой лесенкой феодальный владетель
замка пользовался, когда втайне и переодетый навещал
своих узников. И по ней же злодеи снесли бесчувственного
принца в самое нижнее подземелье, запрятанное в такой
глубине, что никакие крики и стоны, полагали они, не до-
несутся оттуда, двери же и засовы были настолько крепки,
что долго могли устоять против всех усилий, если потай-
ной ход будет обнаружен. Бонтрон, ради того и спасенный
от виселицы, стал добровольным помощником Рэморни в
его беспримерно жестокой мести своему совращенному и
проданному господину.
Презренный негодяй вторично навестил темницу в час,
когда оцепенение начало проходить и принц, очнувшись,
почувствовал мертвящий холод и убедился, что не может
пошевелиться, стесненный оковами, едва позволявшими
ему сдвинуться с прелой соломы, на которую его поло-
жили. Его первой мыслью было, что это страшный сон, но
на смену пришла смутная догадка, близкая к истине. Он
звал, кричал, потом бешено взвыл – никто не приходил на
помощь, и только эхо под сводами темницы отвечало на
зов. Приспешник дьявола слышал эти вопли муки и на-
рочно мешкал, взвешивая, достаточно ли они вознаграж-
дают его за те уколы и попреки, которыми Ротсей выражал
ему, бывало, свое инстинктивное отвращение. Когда не-
счастный юноша, обессилев и утратив надежду, умолк,
негодяй решил предстать пред своим узником. Он отомк-
нул замки, цепь упала. Принц привстал, насколько позво-
ляли оковы. Красный свет, так ударивший в глаза, что он
невольно зажмурился, заструился сверху, сквозь своды, и,
когда он снова поднял веки, свет озарил отвратительный
образ человека, которого он имел основания считать
умершим, узник отшатнулся в ужасе.
– Я осужден и отвержен! – вскричал он. – И самый
мерзкий демон преисподней прислан мучить меня!
– Я жив, милорд, – сказал Бонтрон, – а чтоб вы тоже
могли жить и радоваться жизни, соизвольте сесть и ешьте
ваш обед.
– Сними с меня кандалы, – сказал принц, – выпусти
меня из темницы, и хоть ты и презренный пес, ты станешь
самым богатым человеком в Шотландии.
– Дайте мне золота на вес ваших оков, – сказал Бонтрон,
– и я все же предпочту видеть на вас кандалы, чем овладеть
сокровищем… Смотрите!. Вы любили вкусно поесть –
гляньте же, как я для вас постарался.
С дьявольской усмешкой негодяй развернул кусок не-
выделанной шкуры, прикрывавший предмет, который он
нес под мышкой, и, поводя фонарем, показал несчастному
принцу только что отрубленную бычью голову – знак не-
преложного смертного приговора, понятный в Шотландии
каждому. Он поставил голову в изножье ложа, или, пра-
вильней сказать, подстилки, на которую бросили принца.
– Будьте умеренны в еде, – сказал он, – вряд ли скоро вы
снова получите обед.
– Скажи мне только одно, негодяй, – сказал принц, –
Рэморни знает, как со мной обращаются?
– А как бы иначе ты угодил сюда? Бедный кулик, по-
пался ты в силки! – ответил убийца.
После этих слов дверь затворилась, загремели засовы, и
несчастный принц вновь остался во мраке, одиночестве и
горе.
– О, мой отец!. Отец. Ты был провидцем!. Посох, на
который я опирался, и впрямь обернулся копьем…
Мы не будем останавливаться на потянувшихся долгой
чередой часах и днях телесной муки и безнадежного от-
чаяния.
Но неугодно было небу, чтобы такое великое преступ-
ление свершилось безнаказанно.
О Кэтрин Гловер и певице никто не думал – было не до