следника престола попраны и узурпированы, не всегда
достаточно считаюсь с правами других и порой, как се-
бялюбец, спешу потешить свою мимолетную прихоть.
– Ах, господин мой! – воскликнула Кэтрин с присущей
ей восторженностью. – Да, мне хочется назвать вас моим
дорогим господином… потому что правнук Брюса поис-
тине дорог каждому, кто зовет Шотландию своей матерью.
Не говорите, молю вас, не говорите так! Ваш славный
предок претерпел изгнание, преследование, ночь голода и
день неравной борьбы, чтобы освободить свою страну, –
проявите подобное же самоотречение, чтобы освободить
самого себя. Порвите со всяким, кто прокладывает себе
дорогу к возвышению, потакая вашим безрассудствам. Не
доверяйте этому черному Рэморни!. Я уверена, вы этого не
знали… не могли знать… Но негодяй, который склонял
дочь на путь позора, грозя ей жизнью старика отца, – такой
человек способен на все дурное… на любое предательство!
– Рэморни тебе этим угрожал? – спросил принц.
– Угрожал, господин мой, и он не посмеет это отрицать.
– Это мы ему припомним, – сказал герцог Ротсей. – Я
его разлюбил, но он тяжело пострадал из-за меня, и я
должен честно оплатить его услуги.
– Его услуги? Ах, милорд, если правду рассказывают
летописи, такие услуги привели Трою к гибели и отдали
Испанию во власть неверных!
– Тише, девочка! Прошу, не забывайся, – сказал принц,
вставая. – На этом наша беседа кончена.
– Одно только слово, мой государь, герцог Ротсей! –
сказала Кэтрин с воодушевлением, и ее красивое лицо за-
горелось, как лик ангела – провозвестника бедствий. – Не
знаю, что побуждает меня говорить так смело, но горит во
мне огонь и рвется наружу. Оставьте этот замок, не медля
ни часа! Здешний воздух вреден для вас. Прежде чем день
состарится на десять минут, отпустите Рэморни! Его бли-
зость опасна.
– Какие у тебя основания так говорить?
– Никаких особенных, – ответила Кэтрин, устыдившись
горячности своего порыва, – никаких как будто, кроме
страха за вашу жизнь.
– Пустому страху потомок Брюса не может придавать
значения… Эй, что такое? Кто там?
Рэморни вошел и низко поклонился сперва герцогу,
потом девушке, в которой он, может быть, уже видел воз-
можную фаворитку наследника, а потому счел уместным
отдать ей учтивейший поклон.
– Рэморни, – сказал принц, – есть в доме хоть одна по-
рядочная женщина, которая могла бы прислуживать юной
даме, пока мы получим возможность отправить ее, куда она
пожелает?
– Если вашему высочеству угодно услышать правду, –
ответил Рэморни, – ваш двор, боюсь я, в этом отношении
небогат, откровенно говоря, приличней бродячей певицы
тут у нас никого не найдется.
– Так пусть она и прислуживает этой молодой особе,
раз нет камеристки получше. А тебе, милая девушка, при-
дется набраться терпения на несколько часов.
Кэтрин удалилась.
– Как, милорд, вы так быстро расстаетесь с пертской
красавицей? Вот уж действительно – прихоть победителя!
– В этом случае не было ни победителя, ни побежден-
ной, – ответил резко принц. – Девушке я не люб, а сам я не
настолько люблю ее, чтобы терзаться из-за ее щепетиль-
ности.
– Целомудренный Малькольм Дева*, оживший в одном
из своих потомков! – сказал Рэморни.
– Сделайте милость, сэр, дайте передохнуть вашему
острословию или же изберите для него другой предмет. Я
думаю, уже полдень, и вы меня очень обяжете, если рас-
порядитесь подать обед.
Рэморни вышел из комнаты, но Ротсей приметил на его
лице улыбку, а стать для этого человека предметом на-
смешки – такая мысль была для него пыткой. Все же он
пригласил рыцаря к столу и даже удостоил той же чести
Двайнинга. Пошла беседа, живая и несколько фривольная,
– принц нарочно держался легкого тона, словно стремясь
вознаградить себя за давешнее свое благонравие, которое
Рэморни, начитанный в старинных хрониках, имел на-
глость сравнить с воздержанностью Сципиона*.
Несмотря на недомогание герцога, трапеза проходила в
веселых шутках и отнюдь не отличалась умеренностью, и
просто потому ли, что вино было слишком крепким, по-
тому ли, что сам он был слаб, или же – и это всего веро-
ятней – потому, что в его последнюю чашу Двайнинг че-
го-то подсыпал, но случилось так, что принц к концу тра-
пезы погрузился в сон, такой тяжелый и глубокий, что,
казалось, его не разбудишь. Сэр Джон Рэморни и Двайнинг
отнесли спящего в опочивальню, призвав на помощь еще
одного человека, имя которого мы не будем пока называть.
На другое утро было объявлено, что принц заболел за-
разной болезнью, а чтоб она не перешла на других обита-
телей замка, никто не допускался к уходу за больным,
кроме его бывшего конюшего, лекаря Двайнинга и упо-
мянутого выше слуги, кто-либо из троих неотлучно нахо-
дился при больном, другие же строго соблюдали всяческую
осторожность в сношениях с домочадцами, поддерживая в
них убеждение, что принц опасно болен и что болезнь его
заразительна.
ГЛАВА XXXII