Пертская красавица

потом известить о своем приходе… Ответа нет… Она за-

говорила громче. Все то же молчание.

– Уснул… – проговорила она вполголоса и вздрогнула,

а затем и громко вскрикнула, когда голос за ее спиной

отозвался:

– Да, уснул… навеки.

Она оглянулась. Сэр Джон Рэморни стоял за нею в

полном вооружении, но с поднятым забралом, и его лицо

говорило о том, что этот человек приготовился скорее

умереть, чем сражаться. Голос его звучал спокойно и ровно

– так мог бы говорить сторонний наблюдатель захваты-

вающих событий, а не участник их и устроитель.

– Кэтрин, – сказал он, – я говорю тебе правду: он

мертв… Ты сделала для него все, что могла… Больше ты

ничего сделать не можешь.

– Не верю… не могу поверить! – вскричала Кэтрин. –

Небо милосердное! Усомнишься в провидении, как поду-

маешь, что свершилось такое великое преступление!

– Не сомневайся в провидении, Кэтрин: оно лишь до-

пустило, что распутник пал жертвой своего же умысла.

Ступай за мной – я объявлю тебе нечто касающееся лично

тебя. Сказано, следуй за мной (девушка колебалась), если

не предпочтешь, чтобы я отдал тебя на милость скота

Бонтрона и лекаря Хенбейна Двайнинга.

– Иду за вами, – сказала Кэтрин. – Вы не причините мне

больше зла, чем дозволит небо.

Он повел ее в башню, и они долго поднимались, одо-

левая ступеньку за ступенькой, лестницу за лестницей.

Девушке изменила ее решимость.

– Дальше не пойду, – сказала она. – Куда вы меня ве-

дете?.. Если на смерть, я могу умереть и здесь.

– Всего лишь к бойницам замка, глупая, – сказал Рэ-

морни и, скинув засов, распахнул дверь.

Они вышли на сводчатую крышу замка, где люди сги-

бали луки так называемых мангонел (военных машин для

метания стрел и камней), заряжая их, и складывали в кучу

камни. Защитников было не больше двадцати человек, и

Кэтрин показалось, что она замечает в них признаки со-

мнения и нерешительности.

– Кэтрин, – сказал Рэморни, – я не могу уйти с поста –

оборона требует моего присутствия, но я могу поговорить с

тобой и здесь, как и во всяком другом месте.

– Говорите, – отвечала Кэтрин, – я слушаю.

– Ты проникла, Кэтрин, в кровавую тайну. Достанет у

тебя твердости хранить ее?

– Я вас не понимаю, сэр Джон, – сказала девушка.

– Слушай. Я умертвил… предательски убил, если хо-

чешь… моего бывшего господина, герцога Ротсея*. Искра

жизни, которую ты, по своей доброте, пыталась поддер-

жать, была легко угашена. Его последние слова были об-

ращены к отцу – он звал его… Тебе дурно? Крепись и

слушай дальше. Ты знаешь, каково преступление, но не

знаешь, чем оно вызвано. Взгляни! Эта перчатка пуста – я

потерял правую руку, услужая ему, а когда стал неприго-

ден для службы, меня отшвырнули, как старого пса, над

моей утратой посмеялись и дали мне совет сменить на

монастырь дворцы и залы, для которых я был рожден!

Пойми, что это значит… пожалей меня и помоги мне.

– Какой помощи вы ждете от меня? – сказала девушка,

вся дрожа. – Я не могу ни вернуть вам потерю, ни оживить

убитого.

– Ты можешь молчать, Кэтрин, о том, что видела и

слышала в тех кустах. Я прошу тебя лишь на короткое

время забыть об этом, потому что, я знаю, тебе поверят,

скажешь ли ты «это было» или «этого не было». Показа-

ниям твоей подруги – какой-то скоморошки, да к тому же

иностранки, – никто не придаст цены. Если ты дашь мне

слово, я положусь на него и, спокойный за свою жизнь,

раскрою ворота перед теми, кто подходит к замку. Если ты

не обещаешь мне молчать, я буду отстаивать замок, пока не

полягут здесь все до последнего, а тебя я сброшу с этой

бойницы. Погляди только вниз – на такой прыжок не сразу

решишься! Ты еле дышала, когда поднялась сюда, на эти

семь лестниц, но вниз ты сойдешь так быстро, что и

вздохнуть не успеешь! Говори свое слово, красавица, ты

скажешь его тому, кто не хочет причинить тебе вреда, но в

своем намерении тверд.

Кэтрин стояла, объятая ужасом, и не в силах была от-

ветить человеку, с отчаяния готовому на все. Ее избавил от

ответа подоспевший Двайнинг. Он заговорил все с тою же

приниженной угодливостью, какая всегда отличала его

повадку, и с неизменным своим сдавленным смешком,

который превращал эту угодливость в притворство:

– Я вас обижу, благородный господин, подступив к

вашей милости, когда вы заняты беседой с прелестной

девицей. Но мне нужно задать вам один пустяковый во-

прос.

– Говори, мучитель! – сказал Рэморни. – Злая новость,

даже когда она грозит бедой тебе самому, для тебя удо-

вольствие – лишь бы несла она горе и другим.

– Гм! Хе-хе!. Я только хотел спросить, намерен ли

храбрый рыцарь доблестно защищать замок одной рукой…

покорнейше прошу извинить меня… я хотел сказать – в

одиночку. Вопрос вполне уместен, потому что я – плохая

подмога, разве что вы уговорите осаждающих принять

лекарство – хе-хе-хе! – а Бонтрон так пьян, как только

можно опьянеть от эля с водкой. Во всем гарнизоне только