Первая гражданская война в Риме

Начнем с первого закона. Веллей Патеркул (II. 20. 2) пишет о причислении cives novi к 8 трибам (cum ita civitas Italiae data esset ut in octo tribus contribuerentur novi cives, ne potentia eorum), тогда как Аппиан (ВС. I. 49. 214) — о создании 10 новых (δεκατεύοντες). Этому расхождению давались различные объяснения. Из них хотелось бы выделить следующие: δεκατεύοντες Аппиана слишком неконкретно и допускает разные толкования — как создание новых 10 триб, так и увеличение или членение на 10 частей триб, в списки которых предполагалось включить союзников, а посему делать какие-то ответственные выводы на основе данных Аппиана рискованно[188]. Что же касается Веллея, то он не пишет о создании новых триб, а подразумевает скорее распределение новых граждан по уже существовавшим

[189]. В любом случае cives novi не были пока, похоже, распределены вообще хоть по каким-то трибам, поскольку во время цензуры 89 г. перепись населения не производилась[190]. Аппиан пишет, что поначалу, когда были изданы законы, обещавшие им гражданство, италийцы были довольны, но «впоследствии поняли, в чем дело, это послужило толчком к новой распре (ύστερον έπιγνωσθέν έτέρας στάσεως ήρξεν)» (ВС. I. 49. 215). X. Ласт полагает, что Сульпиций выдвинул идею о распределении новых граждан по 35 трибам еще до того, как у италийцев существовавшее положение дел стало вызывать недовольство; по мнению X. Моритсена, для италийской верхушки это представляло незначительный интерес[191]

. Такая постановка вопроса представляется не вполне правомерной: то, что распределение не по всем трибам умаляет их права, италийцы не могли не понимать сразу ввиду самоочевидности этого обстоятельства (здесь с Аппианом можно поспорить). Другое дело, что они пока не видели способа добиться изменения ситуации — прекратив борьбу, они лишили себя возможности расширить свои права в ближайшем будущем. В такой обстановке они, похоже, открыто с соответствующими требованиями не выступали, предпочитая искать союзников в среде римской элиты, и потому могло сложиться впечатление, что италийцы довольны своим положением[192]. Ситуация изменилась, когда Сульпиций изъявил готовность поддержать их.

Что же касается вольноотпущенников, о которых шла речь в рассматриваемом законопроекте, то об этом упоминается лишь у Ливия (per. 77) и Аскония (57С). Т. Моммзен утверждал, будто тем самым трибун хотел обеспечить «господство над уличной толпой» (Моммзен 1994, 185), что в какой-то степени верно, учитывая нараставшее в ту пору влияние либертинов (см. Штаерман 1964, 152-153). Однако все же правильнее было бы говорить просто о стремлении Сульпиция добиться поддержки вольноотпущенников, поскольку для более конкретных выводов у нас нет данных. Высказывалось предположение, что вопрос о них не являлся частью законопроекта о новых гражданах из числа италийцев и был поднят Сульпицием лишь в самом конце его законодательной деятельности, когда он отчаялся получить необходимую поддержку[193]. Ни доказать, ни опровергнуть это предположение при нынешнем состоянии источников невозможно.

Куда более сложным был вопрос с законом о возвращении изгнанников. Следует отметить, что это был первый в римской истории законопроект подобного рода — прежде вопрос ставился о возвращении конкретных лиц (Kelly 2006, 93). В «Риторике для Геренния» (II. 45) сообщается, что Сульпиций сначала наложил вето на законопроект о возвращении изгнанников, не имевших возможности отвечать перед судом, а затем внес аналогичное предложение, заявив, что оно подразумевает «не изгнанников, но вышвырнутых силой (non exules, sed vi eiectos)»

[194]. В историографии еще с XIX в.[195] господствует точка зрения, согласно которой в обоих случаях имелись в виду те, кто был осужден по закону Вария[196]. Высказывалось также мнение о том, что речь шла о сторонниках Сатурнина[197]

, а также о тех, на кого распространялось действие lex Licinia Mucia 95 г.[198] Наконец, Г. Келли допускает, что имелась в виду какая-то неизвестная нам группа изгнанников (exules), но главное — в законе, скорее всего, определялась не она, а механизм, с помощью которого устанавливалось, кто подлежит возвращению[199].