Между тем римская казна была пуста, и для финансирования кампании сенат решил конфисковать храмовые сокровища на сумму 9000 фунтов золота, т. е. 10,8 млн денариев[162]
. При этом сведений о привлечении средств самих сенаторов, как не раз случалось в прошлом, нет, что можно объяснить не только их эгоизмом, но и тяготами, вызванными Союзнической войной, которая породила финансовый кризис, какого Рим не знал со времен Второй Пунической войны[163]. До крайности обострился долговой вопрос. В начале 89 г. городской претор Семпроний Азеллион, принявший сторону должников, был убит разъяренными кредиторами, причем убийц, несмотря на объявленную награду за сведения о них, не обнаружили (Арр. ВС. I. 54; Liv. Per. 74; Val. Max. IX. 7. 4). Правда, год спустя Союзническая война в целом завершилась, однако еще до ее окончания в провинцию Азия вторгся Митридат, что привело к краху многих состояний, поскольку их владельцы вложили деньги в откупные операции в тех краях, где упал кредит (Cic. De imp. Pomp. 19). В этих условиях Сулла и Помпей Руф решили принять хотя бы частичные меры для урегулирования долгового вопроса[164]. Фест (516 L) сообщает о некоем законе, принятом ими в 88 г.: Unciaria lex appellari coepta est, quam L. Sulla et O. Pom tulerunt, qua sanctum est, ut debitores decimam partem. Текст не вполне исправен, однако можно с большой степенью вероятности предполагать, что речь шла о сложении 1/10 долгов[165]. По мнению Т. Моммзена, имелось в виду более строгое соблюдение закона 357 г., т. е. максимальный размер процента ограничивался 8 1/3% для 10-месячного и 10% для 12-месячного года[166]. Другие ученые приняли оба тезиса, сочтя, что речь шла и о сложении 10% долгов, и об ограничении процентной ставки 12%[167] или даже 8 1/3% в год (Barlow 1980, 214), а также о годовом моратории на взимание оставшейся части долга (Frank 1933, 58). Ввиду краткости источника можно ограничиться лишь констатацией этих версий. Ясно, однако, что Сулла и Помпей не оставили без внимания долговой вопрос, но предпочли компромиссный вариант, лишь немного ослабивший остроту проблемы[168]. Закон Валерия Фликка 86 г. (см. с. 195-198) окажется намного более радикальным. Позицию консулов можно понять — случай с Семпронием Азеллионом показал, что жесткие меры бесполезны[169], а для их инициаторов и опасны. Сулла вполне мог надеяться, что быстро разгромит Митридата и благодаря огромной добыче восстановит экономическое положение.В историографии рассмотренный закон традиционно датируют временем после взятия Рима[170]
. Между тем из источников это никак не следует. Не совсем понятно, почему консулы отложили решение долгового вопроса, вполне компромиссное и вряд ли способное вызвать потрясения. Куда логичнее предполагать, что они провели его в более спокойных условиях, еще до взятия Рима и даже, видимо, до волнений, связанных с законопроектами Публия Сульпиция, о которых теперь и пойдет речь.
НАЧАЛО ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПУБЛИЯ СУЛЬПИЦИЯ
Дальнейшие события политической истории связаны с законодательством Публия Сульпиция, которое привело к вспышке насилия, а затем и гражданской войне. Что же представлял собой автор этих законопроектов?
Традиционно считалось, что его имя — Сульпиций Руф[171]
, а потому он был патрицием и, стало быть, как предположил в свое время Т. Моммзен, совершил индивидуальную transitio in plebem[172]. Между тем патрицианский когномен «Руф» встречается лишь у Валерия Максима (VI. 5. 7)[173] — автора не самого надежного[174], причем Ф. Мюнцера, сторонника упомянутой теории Т. Моммзена, также особо отмечающего данный факт, это не насторожило. Между тем вывод о переходе Сульпиция в плебеи нельзя не признать весьма ответственным, ибо тогда он оказывается в данном отношении предшественником П. Клодия, а также П. Долабеллы[175]. Странно, что об этом важном обстоятельстве не осталось никаких упоминаний в достаточно богатой традиции о событиях середины I в. Все это побудило Г. Мэттингли отказаться от гипотезы Т. Моммзена, и с опорой на данные просопографии и нумизматики предположить, что Сульпиций не носил когномена «Руф» и принадлежал к набиравшей силу плебейской фамилии из Лавиния[176]. А. Кивни принял идею о принадлежности трибуна к плебейской фамилии, но счел неубедительной мысль о его происхождении из Лавиния. В отношении последнего из-за скудости источников можно лишь высказывать более или менее правдоподобные догадки. А вот то, что считать Сульпиция патрицием не приходится, представляется очень вероятным[177].