Первая гражданская война в Риме

Несомненно, положение коренным образом изменила передача Марию командования в войне с Митридатом. Ситуация 108—107 гг., когда комиции передали арпинату руководство армией в Африке, лишив такового Метелла Нумидийского, повторилась, но с той существенной разницей, что 20 лет назад Марий получил командование как консул, теперь же он был homo privatus[238]. Однако в источниках спорность такой ситуации практически не отмечается[239]; сенат, если исходить из молчания античных авторов, на случившееся не отреагировал. И это при том, что patres явно не хотели нового возвышения Мария, и что его назначение комициями, даже будучи формально законным

[240], шло вразрез с решением сената направить на войну с Митридатом именно Суллу, и тем самым наносило ущерб авторитету этого органа. Видимо, отношение к консулам не было однозначным, как и к действиям комиций, сфера компетенции которых за последние полвека значительно расширилась (см. Millar 1986, 1-10). К тому же выступать только с протестом не имело смысла — это лишь продемонстрировало бы слабость сената. Нужно было время, чтобы сориентироваться в обстановке, но его не оказалось — события развивались слишком быстро.

Сулла уехал к войску[241], и вскоре (по дороге?) получил известие о лишении его командования (Plut. Sulla 9.1; App. ВС. I. 57. 250). Естественно, для него, столь нелегко сделавшего свою карьеру[242] и сумевшего все-таки вернуть славу своему роду после почти двух веков не слишком заметной роли в римской политике, это был сильнейший удар[243]. Мало того, что Суллу лишали лавров победителя и богатой добычи, — это было уже второе умаление его dignitas

, причем куда более серьезное, нежели нападение на него у храма Диоскуров, к тому же исходило оно от человека, несоизмеримо уступавшего ему в знатности. Все перечисленное позволяет лучше понять, почему Сулла пошел на такие решительные и неожиданные для всех меры.

Быстро сориентировавшись в обстановке, консул произнес перед воинами речь явно подстрекательского характера, дав понять, что они теперь могут лишиться добычи и славы[244].

Результаты не заставили себя ждать: когда из Рима прибыли двое военных трибунов[245], чтобы принять войско от Суллы, солдаты побили их камнями[246]. Обращает на себя внимание то, что речь шла лишь о смене командира, но воины тем не менее взбунтовались — речь о замене их ветеранами Мария, как показало прибытие трибунов, не шла. Однако могли опасаться за свою судьбу центурионы[247], у которых не было уверенности, что арпинат не заменит их, а именно они держали в своих руках армию (Махлаюк 2005, 39-40).

Воины, если верить Аппиану, сами призвали Суллу идти в поход на Рим. Бесспорно, сделано это было в соответствии с его желаниями (ВС. I. 57. 250; 252). Во всяком случае, в источниках не сказано о том, что последний как-то пытался их отговорить (очевидно, он и сам не счел нужным распространять такую версию, не видя в своих действиях ничего предосудительного)[248]. Результаты жертвоприношений прорицатель Гай Постумий объявил в высшей степени благоприятными (Plut. Sulla 9.6; Aug. De civ. Dei. II. 24). Войска выступили в поход на следующий день[249]. Правда, как указывает Аппиан (ВС. I. 57. 253), не желая идти на Рим, Суллу покинули все командиры, кроме одного квестора (άρχοντες τού στρατού χωρίς ενός ταμίου διέδρασαν ές 'Ρώμην, ούχ υφιστάμενον)[250]. Таковым, [вероятнее всего, был верный соратник Суллы Луций Лициний Лукулл[251]

, но кого Аппиан подразумевал под «архонтами»? Зачастую ученые уклончиво пишут просто об «офицерах»[252], но столь же часто уточняют: старших или высших «офицерах»[253]. Предполагалось также, что речь идет о сенаторах[254], представителях нобилитета[255], о лицах ниже сенаторского ранга[256]. Некоторые авторы высказываются конкретнее, говоря о легатах и военных трибунах (Mérimée 1883, 130), о магистратах и военных трибунах (Nicolet 1976, 189), о военных трибунах и центурионах (Levick 1982, 503-508), а также, помимо последних, о сенаторах и сенатских легатах (Behr 1993, 71, Anm. 363).