Первая гражданская война в Риме

Таким образом, остаются только два человека, в отношении которых их связь с Марием бесспорна, и которые могли быть сочтены им «предателями». Это консуляры Катул и Антоний, о которых нет сведений, как об активных защитниках Рима (и это при том, что Антоний был опытным военачальником), но оба по странному совпадению оказались в составе сенатского посольства к Метеллу Пию (см. выше). Как уже говорилось, само по себе это еще ничего не доказывает, но обращает на себя внимание та настойчивость, с которой Марий добивался смерти обоих. Это, скорее всего, подтверждает гипотезу Бэдиана о мести им со стороны арпината как «предателям». Насколько известно, к Марию во время осады Рима не присоединился ни один консуляр — случись такое, его позиции в моральном и политическом отношении заметно усилились бы. Напомним, что к Сулле во время его марша на Рим присоединился его коллега по консулату (и родственник) Помпей Руф. И кого, как не давнего соратника, облагодетельствованного им в 100 г., мог ожидать увидеть у себя в лагере Марий? Однако Антоний предпочел остаться в Городе, хотя наверняка знал, чем рискует, иначе не стал бы прятаться от победителей. Возможно, впрочем, что он надеялся отсидеться и через какое-то время, когда обстановка стабилизируется, помириться с Марием через посредников[571].

О причинах гибели других жертв «чистки» источники не сохранили ни прямых, ни косвенных данных.

Возникает вопрос, проводилось ли победителями уничтожение неугодных им лиц (помимо Катула, Мерулы и в какой-то мере казненных 1 января 86 г.) исключительно по собственному произволу, или какая-то правовая основа, пусть и весьма призрачная, все же существовала?

Думается такая основа имелась. Стоит вспомнить переговоры сенаторов с Цинной, во время которых речь шла о том, чтобы не проводить расправ. Марий не пожелал войти в Город, пока не будет отменено решение о том, что он — hostis, т. е. он не желал нарушать правила там, где этого можно было избежать. Здесь такая возможность существовала, особенно если правильно предположение о том, что сразу после изгнания Цинны из Рима был принят senatus consultum ultimum[572]

, предполагавший неограниченное ius vitae necisque (пусть и не признававшееся всеми представителями нобилитета). И если на момент взятия Рима Марием и Цинной SCU продолжал действовать, то ситуация несколько проясняется. Конечно, теоретически упомянутые полномочия имелись и у Октавия, но при соглашении с сенатом Цинна мог оговорить, что его коллега их лишается — в условиях гражданской войны это было вполне возможно. На таком основании, пусть и более чем спорном юридически, он и расправился со своими врагами.

У Аппиана (ВС. I. 73. 338; Mithr. 60. 248) сообщается, что тела убитых запрещалось хоронить (ταφήν τε ούδενΐ έξην έπενεγκειν ές ούδένα των αναιρούμενων, άλλ’ οιωνοί καί κύνες δνδρας τοιούσδε διεσπάσαντο). В историографии, насколько известно, сведения о запрете на погребение не ставились под сомнение. Однако сложно представить, что кто-то специально следил за соблюдением этого запрета. Дело скорее всего в другом: тех, кого убивали на улице, подбирать до наступления ночи боялись, но даже после того, как слуги уносили трупы, предать их погребению, которое соответствовало бы статусу погибших было невозможно — опять-таки мешал страх (даже в отсутствие официальных запретов).

Последним по времени актом марианской и циннанской «чистки» стало, по-видимому, покушение Гая Флавия Фимбрии во время похорон Мария (т. е. в январе 86 г.) на консула 95 г., великого понтифика Кв. Муция Сцеволу[573]

. Тот получил ранение, но остался жив, и нападавший будто собирался судиться с ним под предлогом того, что Муций не принял клинок «всем телом (quod non totum telum corpore recepisset)» (Cic. Rose. Am. 33; Val. Max. IX. 11. 2), что представляло собой издевательство вдвойне, поскольку в выражении totum telum corpora recipere[574]

содержится очевидное уподобление Сцеволы поверженному гладиатору[575]. Причины нападения неясны, как и то, почему оно сошло с рук Фимбрии. С другой стороны — почему оно не было доведено до конца[576], и почему Сцевола продолжал после этого сохранять лояльность циннанскому режиму. Нельзя не заметить, что покушение произошло уже после гибели Мария (т. е. по окончании репрессий), что вряд ли случайно. Вероятно, Сцевола пользовался покровительством арпината[577], коль скоро до того момента он не пострадал от мести победителей. Впрочем, как видим, Сцевола имел врагов среди них, причем вряд ли Фимбрия решился бы на покушение, если бы не чувствовал хоть какой-то поддержки кого-то из руководителей нового режима (впрочем, не столь значительной, чтобы довести дело до убийства)[578].