Первая гражданская война в Риме

Э. Габба не придал значения факту, который действительно должен был польстись гордости кампанцев — главы колонии получили статус преторов[744], что вызывает громкое возмущение Цицерона: «Хотя в других колониях должностные лица назывались дуовирами, эти хотели называться преторами (hi se praetores appellari volebant). Если y них уже в первый год появилось такое желание, то не думаете ли вы, что через несколько лет они стали бы добиваться звания консулов (nonne аrbitramini paucis annis fuisse consulum nomen appetituros)?»

[745]. A. H. Шервин-Уайт отмечает по этому поводу, что «утверждение, будто hi se praetores appellari volebant, несомненно, тенденциозно, если не сказать лживо, поскольку магистраты получали свой статус согласно lex data, в соответствии с которым основывалась колония»[746]

. Ученый прав в формальном смысле, но ничто не мешает видеть в этом пункте закона готовность его авторов пойти навстречу устремлениям кампанцев. Сложнее с вопросом о претензиях последних на консулат. В принципе таковые их пожелания вполне вероятны, но Цицерон явно имеет в виду не просто пожелания, а настойчивые требования вроде тех, что приписывали кампанцам применительно к событиям Ганнибаловой войны (Liv. XXIII. 6. 6). Но сам Ливий сомневался в достоверности рассказа об их притязаниях в 216 г. до н. э., считая его удвоением истории об аналогичных условиях латинов в IV в. (см. VIII. 5. 5), и уж тем более сомнительно, чтобы кампанцы настаивали на этом спустя более века[747].

Ситуация представляется следующей. В условиях надвигавшейся войны с Суллой марианцы решили заручиться поддержкой одного из крупнейших городов Италии, который к тому же находился в зоне предполагаемых боевых действий. Поэтому Капуе даровали статус колонии без вывода туда колонистов, поставив во главе ее не дуовиров, а преторов. Эта мера (вероятно, в ряду каких-то иных уступок капуанцам, нам неизвестных) оказалась весьма эффективной — если Неаполь изменники в 82 г. сдали сулланцам, то Капуя до конца войны хранила нерушимую верность их врагам, за что, очевидно, и лишилась статуса колонии[748].

Если суммировать изложенное, то можно констатировать следующее. Вопрос о распределении по всем трибам, оказавшийся одним из непосредственных поводов к гражданской войне, отражая более общий вопрос о правах недавних союзников, был решен и больше не возникал[749]. То же можно сказать и о вольноотпущенниках. Мероприятия по муниципализации, отнюдь не завершившиеся в 83 г., положили начало муниципальной системе Италии в эпоху ранней Империи. Были

mutatis mutandis заложены основы того, что в англоязычной историографии емко именуют post-Social War Italy.

Однако если говорить о влиянии политики марианцев на их отношения с недавними союзниками, то, судя по отсутствию энтузиазма, с которым те сражались в 83—82 гг. с Суллой (см. гл. 4), они дали ограниченный эффект[750]. Весьма вероятно, что италийцы быстро поняли практическую безрезультатность распределение их по всем трибам — судя по всему, оно не изменило сколь-либо существенно их положения[751]

. Вероятно также, дала себя знать и усталость от тяжелой войны, да и пропаганда Суллы, заявившего о том, что у него нет претензий ни к кому, кроме руководителей циннанского режима, т. е. италийцы en masse могли чувствовать себя спокойно. И даже если бы их верхушку удалось соблазнить чем-то более существенным (например, местами в сенате)[752], на что марианцы не решились бы, по-видимому, ни при каких обстоятельствах, то все равно не очевидно, что простые италийцы проявили бы большее рвение в борьбе с сулланцами.

ЦИННА, СЕНАТ И СЕНАТОРСКИЕ ФАМИЛИИ В 86—84 гг.