Первая гражданская война в Риме

Прежде чем говорить о характерных чертах марианского/циннанского режима, стоит рассмотреть, какое место занимали циннанцы в среде нобилитета. Цицерон именует их homines novi

[781]. Так ли это было на самом деле? Бесспорно, к числу «новых людей» относился Марий; несколько более выигрышным было положение его сына, но он еще не достиг консульского возраста и добьется высшей магистратуры в обход правил лишь в конце правления своей «партии» (см. ниже). Если же говорить о Цинне, то он принадлежал к числу патрициев, но в его роду был лишь один консул (127 г.: MRR I, 507), которого иногда считают его отцом[782]

. Предком участника осады Рима в 87 г. и войны 83—82 гг. Г. Марция Цензорина также был консул (149 г.), он же и цензор (147 г.) — но тоже только один. Как и у легата (?) Сертория Ливия Салинатора — это был дважды консул (219 и 207 гг.) и цензор (204 г.), герой битвы при Метавре М. Ливий Салинатор, однако с той поры минуло уже несколько поколений, и свидетельства такой родовитости, как говорил Цицерон, «приходится разыскивать не в толках современников, a в пыли летописей» (Mur. 16), т. е. она уже во многом утратила значение. Несколько знатнее был Гней Папирий Карбон, отец и дядя которого занимали консульскую должность соответственно в 120 и 113 гг. То же можно сказать о сыне и внуке консулов М. Перперне Вейентоне. Зато настоящими нобилями были объявленный hostis вместе с Марией в 88 г. П. Корнелий Цетег, консул-суффект 86 г. Л. Валерий Флакк

[783], консул 83 г. Л. Корнелий Сципион, претор 88 г. Марк Юний Брут, одноименный плебейский трибун 83 г., городской претор 82 г. Л. Юний Брут Дамасипп, командующий силами марианцев в Африке Гн. Домиций Агенобарб. А вот консул 83 г. Г. Норбан, двукратный претор М. Марий Гратидиан, претор 86 (?) г. и проконсул Ближней Испании Кв. Серторий, претор 82 г. Г. Карринат[784]

, пропретор Африки Г. Фабий Адриан, плебейский трибун 82 (?) г. Кв. Валерий Соран, легаты (?) в ходе осады Рима в 87 г. Г. Милоний и войны 83—82 гг. П. Альбинован, Г. (Делий?) Антипатр относились к числу homines novi[785].

Как видим, несмотря на значительное число представителей старинных нобильских семейств, удельный вес «новых людей» в среде марианцев весьма высок, да и многие нобили относились, по выражению H. Н. Трухиной (1986, 55), к «молодой» знати. Налицо более широкая социальная база нового режима. Той же цели объективно служило и распространение прав гражданства на италийцев. Однако оно было вызвано скорее необходимостью, нежели «программными» установками победителей, ибо дальнейшее затягивание в этом вопросе грозило крупными осложнениями. Цинне и его окружению, как отмечал еще Т. Моммзен, вообще было свойственно не пытаться играть «на опережение», они реагировали лишь на самые неотложные проблемы — гражданскую, долговую. Меры в этих областях были «продиктованы потребностями момента. В основе их [...] лежал не какой-либо хотя бы и неправильный план, а вообще не было никакого политического плана. Угождали черни, но в то же время без малейшей надобности раздражали ее бесцельным нарушением законного порядка выборов. Могли бы найти опору в партии капиталистов, но нанесли ей чрезвычайно чувствительный удар изданием закона о долгах. В сущности, опорой режима были, без всякого с его стороны содействия, новые граждане. Пользовались их поддержкой, но не позаботились урегулировать странное положение самнитов, которые номинально стали теперь римскими гражданами, а на деле же, очевидно, считали настоящей целью борьбы свою территориальную независимость и не складывали оружия, готовясь защищать ее от всех и каждого. Убивали видных сенаторов, как бешеных собак, но палец о палец не ударили, чтобы преобразовать сенат в интересах правительства или хотя бы терроризировать его надолго, так что правительство не могло положиться и на сенат» (Моммзен 1994, 230). Г. Беннет, отчасти следуя Т. Моммзену, все же не столь категоричен: «Заслуги администрации Цинны носили по большей части негативный характер. За исключением уравнения италийцев в правах нет ни одного примера конструктивной государственной деятельности, который можно было бы поставить ей в зачет. Это могло быть отчасти обусловлено враждебностью историков, чьи труды послужили источниками для дошедших до нас сообщений, а также тем, что все следы циннанских новаций должна была полностью смести сулланская реакция, но едва ли возможно, чтобы сколь-либо крупная реформа могла быть осуществлена или задумана без того, чтобы о ней сохранились хоть какие-то упоминания» (Bennett 1923, 67).