Первая мировая война

29 июля, через день после того, как было отправлено это пессимистичное или по меньшей мере реалистичное письмо, Хейг получил из Лондона сообщение от генерала сэра Уильяма Робертсона, начальника Имперского Генштаба. Тот предупреждал: «Власть имущие несколько встревожены сложившейся ситуацией». И тут же разъяснил: «Заявленные потери в 300 000 человек должны быть оправданы превосходными результатами, если мы не готовы довольствоваться тем, что делаем сейчас». Те же власть имущие, по словам Робертсона, «постоянно спрашивают, почему сражаемся мы, а не французы. Считается, что достижение приоритетной цели – снизить давление на Верден – слегка затянулось».

Хейг же не сомневался, что наступление на Сомме должно продолжаться. Его ответ был таков: «Следующие шесть недель противнику будет все труднее получать подкрепления. Постоянное давление в конце концов приведет к его полному разгрому». И «постоянное давление» продолжалось без видимых результатов, если не считать растущие потери с британской стороны. 30 июля четыре британских батальона, среди которых было три батальона «ливерпульских парней», атаковали деревню Гиймон, которую немцам удалось отстоять неделю назад. Плотный туман сделал артиллерийскую подготовку практически неэффективной, поскольку многие немцы под его покровом покинули траншеи и укрылись на нейтральной полосе. Зато для атакующих туман стал помехой: немецкие пулеметчики, зная, с какой стороны их будут атаковать, вели стрельбу по британцам, которые не могли видеть, откуда их настигал огонь неприятеля. Группа ливерпульцев, достигнув немецкой линии обороны, обнаружила в траншее более 60 немцев, скорее всего укрывавшихся там от обстрела артиллерии. В плен взяли только одного, «предположительно для целей разведки», пишет историк «ливерпульских парней» [139].

Дошедшие до нас письма, написанные сразу после битвы за Гиймон, красноречиво свидетельствуют, какой непредсказуемой может быть смерть на войне. Ефрейтор Х. Фостер описывал такой случай: «Сержант только что раздал нам пайки и отправился в поврежденное снарядом укрытие, где была наша стрелковая команда, и тут газовый снаряд упал прямо посередине группы стрелков. Бедные парни все погибли на месте». Капрал Хемингуэй отправил семье своего друга ефрейтора Куина рассказ о его смерти – одно из сотен тысяч писем, посланных в тыл, чтобы жена или родители узнали о судьбе близкого человека: «Примерно на полпути через ничейную землю, дожидаясь в воронке от снаряда прекращения дружественного огня, я заметил в соседней воронке Джо, и мы ободряюще улыбнулись друг другу. Вражеские пулеметчики поливали все вокруг разрывными, стоял ужасный шум и поговорить было невозможно. С левого фланга на наши воронки посыпались пули, а яма Джо была слева от моей, и пуля угодила ему в бок. Он тихо скользнул вниз – лишь тоскливый взгляд, слабая попытка удержаться, а после плавное падение в забытье».

Один из убитых 30 июля у Гиймона ливерпульцев, ефрейтор Атертон, пятнадцать лет был игроком, а потом смотрителем крикетного клуба «Окстон» в Беркенхеде. У него была большая семья, и все же он один из первых добровольно пошел на войну. Он погиб, оставив вдову и четырех дочерей, старшей из которых было семь лет, а младшей два с половиной. Клуб учредил специальную субсидию его имени «для поддержки вдовы в ближайшие шесть лет» или до тех пор, пока дети «не смогут сами о себе позаботиться».

Из 2500 солдат ливерпульских батальонов в тот день погибли пятьсот, принеся горе и скорбь в родной город. Тела павших лежали на ничейной земле под палящим августовским солнцем, превращаясь в выбеленные скелеты. Некоторые, засыпанные землей, покоились в своих вырытых снарядами могилах, и найти их не могли даже спустя десятилетие после войны.

В Центральной и Восточной Турции в начале 1916 г. продолжался великий исход армян, изгнанных из родных мест жестокостью и террором. Армянские беженцы стали привычным зрелищем во многих средиземноморских портах. 1 июля британский офицер Рональд Сторрс писал из Египта: «Порт-Саид просто наводнен армянскими беженцами из Киликии, высадившимися с французских военных кораблей. Они сражаются с турками, и очень храбро. Это заставило меня по-новому понять разговоры о «старых добрых турках». Если ужасов Урфы и Аданы было недостаточно, того, что творится сейчас, должно хватить, чтобы из нашего политического словаря навсегда исчезла глупая и лживая сказка о «первом джентльмене Европы».

Роман Франца Верфеля «Сорок дней Муса-Дага» (Die vierzig Tage des Musa Dagh) стал в военной литературе того времени памятником эпическому исходу армянского народа.