...За воспоминаниями я едва не просмотрел Дуську: она была уже готова пройти мимо тропинки к нашему дому, но я успел вовремя повернуть её хворостиной. У разобранного прясла нас поджидала мама. Ласково похлопывая Дуську по крутому боку, она провела её в денник, а я вставил жерди на место и прошёл в дом. Там у старенького мутного зеркала с чёрными разводами по краям, готовясь к вечёрке, прихорашивались Зина и Тоня. В ярких ситцевых платьях, сшитых мамой по последней моде, они выглядели просто здорово, и я залюбовался ими. Примерно одного роста, круглолицые, они сильно походили друг на друга; только у Тони волосы немного светлее и в больших серых глазах поменьше бойкости - они у неё с грустинкой.
- Зина, - сказал я с порога, - а я Ромку видел.
- Ну и что? - припудривая комочком ваты курносый носик, не оборачиваясь, спросила Зина.
- Сказал, что на вечёрку не успеет. Он в рейс пошёл.
- Обойдусь без него. Подумаешь, потеря!
- Ой, Зинка, довертишься! -Тоня плечом оттеснила сестру от зеркала и пригрозила: - Завтра Ромке всё расскажу.
- Попробуй только! - Зина в свою очередь оттолкнула Тоню. Смеясь и подшучивая друг над дружкой, они ещё несколько минут толкались у зеркала, а потом выскочили на улицу, едва не сбив меня с ног.
- Долго не хороводьте там! - услышал я со двора строгий мамин голос. - Завтра рано вставать.
В тёплые летние дни в доме и сенях двери не закрывались, а от вездесущих комаров и нахальных мух до самого пола свешивались занавески. Через некоторое время я услышал, как по цинковому подойнику со звоном, ровно и часто, ударили струи молока: мама принялась доить Дуську. Чудесная музыка!
Утром встали рано, но на покос особо не торопились, и, когда вышли, солнце уже пригревало.
- Пусть сено хорошенько обветрится, - объяснила мама наш поздний выход. - Ночью роса густо упала
До нашего покоса идти километра четыре. В той стороне ещё года два назад валили лес, потом прекратили, но дорога, хотя и заросла травой, оставалась наезженной, ею не часто, но пользовались для вывоза заготовленных дров и сена. Из-под ног в разные стороны выпрыгивали шустрые кузнечики, их неумолкаемое стрекотание гудом стояло в ушах. На мгновение замирая в воздухе и тут же стремительно исчезая, метались стрекозы, трепеща своими прозрачными, похожими на разноцветные стёкляшки крылышками. Закладывая немыслимые виражи, готовые тут же атаковать, мелькали назойливые и кусачие оводы. Слабый ветерок едва шевелил по обеим сторонам дороги цветистое разнотравье. На обратном пути сестрёнки обязательно здесь остановятся и нарвут букеты из ромашек и колокольчиков, донника и душицы и на несколько дней внесут в дом дурманящие запахи поля.
Не помню, сколько раз за нынешний сенокос я прошагал по этой дороге туда и обратно. Досталось мне нынче, как никогда. Приболела мама, а потом и Тоня уехала в город сдавать экзамены в техникум. Зина помогала, но урывками: с работы, какой бы она ни была, не сбежишь.
Косить траву я начал лет с десяти. Дядя Зена обрезал под мою силу литовку, отбил, наточил, приделал косовище и со словами: "Ну, с Богом, мужичок!" - вручил её мне. А владеть ею учила уже мама, она хорошо умела косить. "Не опускай носок, веди ровно и пятку, пятку прижимай!" - наставляла она меня, когда непослушная коса втыкалась носком в землю или в кочку. С первого дня я сразу понял: косьба - это по-настоящему тяжёлый, изнурительный труд. Это не Дуську встречать и грядки поливать. Помню, как на другое утро я едва сполз с постели: ломило руки, плечи, спину, а ноги отказывались идти нормальным шагом, и меня всё время куда-то заносило. "Сперваначала у всех так, - успокаивала и подбадривала мама. - Дня через два легче будет". Так оно и вышло. А на следующий год я уже не отставал ни от мамы, ни от сестёр, а ещё через год начал косить настоящей, хотя и не самой большой литовкой.
Прибыв на место, решили немного передохнуть. Девчата надёргали из копны сена и разлеглись, прикрыв лица косынками. Вчера я уснул и не слышал, когда они пришли с вечёрки, хотя и читал допоздна. Вот гулеванки!
Мама пошла от копны к копне и, глубоко запуская руки в сено, проверяла - обсохло оно после росы или нет. А я выкинул на чистину спрятанные в кустах грабли с вилами, взял с собой небольшой топорик и пошёл к рощице, чтобы вырубить четыре жердинки для укрепления вершины будущего стога. Накануне я наметил несколько молоденьких берёзок, но сегодня, подойдя к ним, передумал: уж больно беззащитными они мне показались. Им ещё расти и расти, а я на них - с топором. Нет, лучше из тальника что-нибудь подходящее выберу, тальник повсюду, как сорняк, растёт - его не очень-то жалко. Вырубив четыре жердинки, я очистил их от веток до самых вершин, вынес к копнам и связал попарно.
- Долго будете разлёживаться? - подойдя к сестрам, сказала мама нарочито строгим голосом. - Коля, а ну-ка принеси водички да плесни на этих засонь.