Первые леди Рима

Путь из Брундизия в Рим длиной в 370 миль по самому старому римскому тракту, Аппиевой дороге, обычно занимал у путешественников от недели до двух. Пока Агриппина с похоронным кортежем мужа медленно двигалась к столице, где пепел Германика должен был упокоиться в фамильном мавзолее, плакальщики в черных и пурпурных траурных одеждах сопровождали их печальное продвижение, и воздух, обычно наполненный запахом болот и москитами, что обычно досаждали путникам на всем пути, теперь был густым от запаха духов и горящих жертвоприношений, приносимых каждым поселением на этом пути.

В прибрежном городе Таррацина, совсем рядом с Римом, процессию встретил младший брат Германика Клавдий и несколько детей покойного. Достигнув столицы, они нашли город в трауре, погрузившимся в горе настолько, что люди даже не устроили общественного праздника, который должен был весельем и пирами отметить ежегодные декабрьские сатурналии.[262]

Но среди горестного плача, сквозь скорбящие толпы тек еще один поток — гнева и подозрения. Не прошло незамеченным, что по крайней мере два человека блистали своим отсутствием. Где, спрашивали люди, император Тиберий? Где его мать Ливия? Почему они не пришли оплакивать любимого народом принца?

Двадцатитрехлетнее правление Римом непопулярного второго императора Тиберия было противоречивым временем. Тиберий, вполне компетентный полководец, плохо подходил на роль политика — он и не должен был стать наследником. Запасная фигура, не имевшая ни шарма, ни политических талантов своего отчима Августа, неохотно делившего поводья управления империей с тем, кто «медленно ворочает челюстями», Тиберий носил пурпур неловко. Его правление было межеумочной эпохой, наполненной полумерами и в итоге скатившейся до полного деспотизма.[263]

Вражда между императором и Сенатом дополнялась конфликтом внутри самой императорской семьи. Частично они были вызваны плохими отношениями Тиберия со стареющей матерью Ливией, выдающееся положение которой в государственной структуре стало источником сильнейших трений между матерью и сыном. Корни этой вражды, по мнению древних историков, крылись в убеждениях Тиберия, который воспринимал присутствие женщины в общественной жизни как симптом политического хаоса, характеризовавшего эру Юлиев-Клавдиев после Августа. Однако смерть Германика стала самым серьезным кризисом за все правление Тиберия. Помимо того, что вспыхнули обвинения против императора и его матери, она вызвала громкий скандал между самим Тиберием и вдовствующей Агриппиной, подняв новые вопросы о роли женщин в общественной жизни, — вопросы, которые теперь двигались по пятам каждого следующего поколения женщин императорской семьи.

Теперь Ливия вступала в последнюю главу своей жизни. Более пятидесяти лет с того времени, как она вышла замуж за Октавиана, отделили ее от относительной безвестности и поставили на тропу постепенного превращения в императрицу. Так как она оказалась первой женщиной, выполнявшей эту роль, наследование власти ее сыном Тиберием, последовавшее за смертью Августа в 14 году н. э., означало, что теперь она стала первой римской вдовствующей императрицей и снова вошла в неисследованные воды.

Попытки прояснить новый статус Ливии в качестве «королевы-матери» начались еще до того, как состоялись пышные государственные похороны ее мужа и до публичного зачитывания в Сенате его завещания, которое Август тщательно скопировал в двух блокнотах более чем за год до своей смерти.[264] Оно подтверждало, что Ливия и ее сын были главными наследниками всего имущества Августа, которое составляло около 150 миллионов сестерциев. Тиберий получал две трети этого наследства, одна треть отходила Ливии. То была громадная сумма. Обычно женщины строго ограничивались в праве наследования: Lex Voconia, закон, существовавший с 169 года до н. э. и запрещавший женщинам получать по завещанию наследство, оцениваемое суммой более 100 000 ассов (самая мелкая единица римской валюты[265]

).[266] Особый указ Сената позволил теперь Ливии унаследовать состояние, которое сделало ее самой богатой женщиной в Риме, — с учетом доходов от сельских имений, кирпичных производств и медных шахт, которыми она владела в Италии, Галлии и Малой Азии. В Египте она имела большое папирусное болото, виноградники, фермы, оливковые и винные прессы — возможно, переданные ей после того, как ее муж разбил Клеопатру при Акциуме.[267] Ливия недавно также стала наследницей по завещанию ее доброго друга Квина Салома из Иудеи, который передал императрице территории Ямния, Фасалис и Архелаис — область западнее реки Иордан, известную своими пальмовыми рощами и высококачественными финиками.