Первый крестовый поход: Зов с Востока

Поражение при Харране стало самой крупной неудачей крестоносцев. «Христиане были обескуражены своим поражением, – писал хронист из Дамаска, – победа мусульман потрясла их». Она же подняла боевой дух мусульман до невиданного уровня, последние восприняли ее как знак того, что теперь удача наконец на их стороне{802}. Это был коренной поворот, который имел важные последствия – в результате произошла полная дестабилизация хрупкого баланса сил в европейских поселениях на Святой земле и в их отношениях с Византией. Проблема частично заключалась в том, что после пленения турками Балдуина и многих вождей его армии, пришедших из Эдессы, Танкред двинулся на север и захватил город. Несмотря на то что жители города, по-видимому, были не очень опечалены этим, Алексей I воспринял захват Эдессы Танкредом с неудовольствием. Впрочем, сам он воспользовался создавшимся хаосом, чтобы вернуть под контроль Византии Киликию и Лаодикею{803}

.

Однако более серьезной проблемой стала реакция Боэмунда на поражение крестоносцев при Харране. Норманн, видимо, решил, что если Антиохия находится в безопасности, в Эдессе правит его племянник, Балдуин в плену, а власть христиан в Иерусалиме шаткая, то перед ним открывается возможность просто захватить все государства крестоносцев. Поэтому, когда турки, в плену у которых находился Балдуин из Ле-Бурга, обратились к Боэмунду с предложением заплатить за него выкуп, он отказался и вместо этого попытался еще раз захватить Лаодикею, но потерпел неудачу{804}. Осенью 1104 года он собрал своих приближенных в базилике Святого Петра в Антиохии. «Мы настроили против себя две богатейшие державы в мире», – сказал он. Однако людей, которые могли бы продержаться, сражаясь с Персией и Византией, на Востоке не хватает. «Мы должны искать помощь от людей за морем. Нужно призвать на помощь народ галлов. Только их храбрость поднимет наш дух – или его уже ничего не поднимет». Боэмунд отправился в Европу, чтобы самому набрать армию{805}

. Ее целью должен был стать захват Иерусалима или Константинополя – или обоих этих городов.

По словам Анны Комнины, Боэмунд был так убежден в том, что император отомстит ему за предательство во время Крестового похода, что отправился домой тайно. Он даже распустил слухи о своей смерти и велел изготовить гроб, в котором якобы находится его тело. Пока корабль шел в водах, контролируемых императорским флотом, Боэмунд лежал в гробу рядом с дохлой курицей, гниющий труп которой наполнял гроб мощным запахом смерти, который нельзя было спутать ни с чем другим{806}.

Сойдя на сушу в Италии, Боэмунд начал собирать силы для новой экспедиции, эксплуатируя те же чувства, на которых так умело сыграл Урбан II в середине 1090-х годов. Но тогда об опасностях Востока, зверствах турок и бедствиях православной церкви рассказывали для того, чтобы помочь Византии. Теперь цель была в том, чтобы ее уничтожить.

12. Последствия Первого крестового похода

Когда участники похода на Иерусалим возвращались домой, в их честь устраивали празднества. Вести об их подвигах вызывали бурное ликование. В центральной Франции слагали героические песни – жесты (chanson de geste

) об успехах крестоносцев и освобождении Иерусалима, которые послужили основой эпических циклов о Первом крестовом походе, в частности «Песнь об Антиохии» и «Песнь о Иерусалиме» (Chanson de Jerusalem){807}. Подвиги крестоносцев также были увековечены возвратившимися из Иерусалима рыцарями, щедро жертвовавшими на строительство богоугодных учреждений. Роберт Фландрский восстановил рядом с городом Брюгге монастырь, посвятив его апостолу Андрею в благодарность за помощь, которую апостол оказал в 1098 году в Антиохии, и за его роль в нахождении Копья Лонгина{808}. Возвращающиеся из Иерусалима крестоносцы везли с собой не поддающиеся счету реликвии – не просто физические доказательства успешной кампании, но и новые символы непосредственной связи между церквями и монастырями Европы и Святой земли{809}.