Кажется, отношение к Алексею I начало меняться в худшую сторону, лишь когда начались распри среди лидеров крестоносцев. К осени 1098 года император превратился в козла отпущения, в удобную мишень для нападок честолюбивых руководителей армии крестоносцев. В сентябре наиболее влиятельные рыцари, принимавшие участие в экспедиции, отправили письмо папе римскому, в котором они рассказывали об ужасных трудностях предыдущих двух лет. «Иисус Христос уберег крестоносцев от турок, которые атаковали их со всех сторон», – говорилось в письме. Была взята Никея, Антиохия тоже была захвачена – дорогой ценой. Теперь рыцари просили папу лично присоединиться к Крестовому походу, принять на себя руководство экспедицией и завершить то, что он начал{863}
.Авторы письма обосновали свое обращение к папе прямо и недвусмысленно: Алексей I сорвал Крестовый поход. Он не просто не заботился о помощи Божьему воинству, но якобы активно действовал против него: «Он расставлял всевозможные помехи на нашем пути»{864}
. Фульхерий Шартрский, который воспроизвел это письмо в своей хронике, предпочел не включать в нее эти заключительные замечания, считая их несправедливыми и нечестными{865}. Нет никаких сомнений в том, что в конце 1098 года была развернута кампания по очернению императора Алексея I – это случилась ровно в тот момент, когда после взятия Антиохии поход на Иерусалим оказался на грани провала.Византийского правителя обвиняли, прежде всего, в том, что он не смог или не захотел приехать в город и взять ситуацию под контроль, когда самые влиятельные крестоносцы перессорились между собой. Следовательно, именно император, а совсем не западные рыцари оказался виновен в разрыве соглашений, заключенных в Константинополе. И опять-таки это обвинение тоже вызывает вопросы. Нет никаких оснований утверждать, что Алексей I должен был приехать лично – как нельзя говорить, что его отсутствие сделало присягу недействительной. Почему нельзя было передать власть в городе одному из его представителей, как это было сделано в Никее и во многих других городах Малой Азии?
Кроме того, очевидцам церемоний принятия присяги в Константинополе было понятно, что Алексей I не давал особых гарантий относительно своего присутствия в экспедиции. Наоборот, как подчеркивал Раймунд Ажильский, император четко обозначил, что не сможет принять участие в кампании из-за множества разнообразных проблем, с которыми он должен разбираться недалеко от своей столицы{866}
.Иными словами, обвинения со стороны крестоносцев оказались очень шаткими, и Раймунд Ажильский, похоже, был одним из тех, кто знал об этом. Хронист вообще уклонялся от обсуждения вопроса присяги: «Напишу ли я о самом мошенническом и отвратительном предательстве планов императора? Пусть кто-нибудь другой, кто хочет знать об этом, узнает у кого-нибудь еще»{867}
.Как мы уже видели, Боэмунд, жаждавший оставить Антиохию себе, остался равнодушным к желаниям своих спутников – предводителей похода и рядовых рыцарей, которые хотели идти на Иерусалим. Когда крестоносцы собрались в базилике Святого Петра в Антиохии, чтобы попытаться найти компромисс, Раймунд Тулузский спокойно отверг обвинения в том, что обязательства, данные Алексею I, недействительны, и повторил слова присяги, данной императору{868}
. Он напомнил всем о том, чтобы было сказано в Константинополе: «Мы дали клятву на Божьем Кресте, терновом венце и многих священных реликвиях в том, что не будем оставлять себе без согласия императора какие-либо города и замки, входящие в его владения»{869}.Было бы заманчиво считать, что споры о присяге Алексею I зависят исключительно от определений того, что мы понимаем под верностью, а также от незыблемости моральных устоев таких людей, как Раймунд, который считал себя связанным своими обещаниями, и таких, как Боэмунд, который так не считал. Хотя важные юридические последствия данной императору клятвы, конечно же, существовали, имели место и чисто практические проблемы, вызывавшие споры между самими предводителями крестоносцев. Поэтому понятно, что их отношения друг с другом были одним из факторов, повлиявших на отказ графа Тулузского позволить Боэмунду обрести свободу действий и получить в свое полное владение Антиохию. Это произошло не только потому, что он хотел соблюдать клятву, данную Алексею I. Он также не хотел мириться с тем, что один из его спутников – и соперников – получит слишком большое преимущество. В этом отношении клятвы, данные императору, представляли собой надежный щит, за которым было можно укрыться. Таким образом, Раймунд получал возможность напасть на Боэмунда, сохраняя моральную правоту.