Корягин, Медведев и Мухомор широко раскрыли глаза, уставились на Самохина и не знали, что сказать.
- Печально? - спросил Самохин.
- М-да… - растерянно ответил Мухомор. Он сам не знал - печально это или не печально. Как будто печально, а вместе с тем ему было почему-то смешно немного. Но он не хотел обидеть друга и спрятал улыбку.
- А вот еще, - вздохнул Самохин, посмотрел на потолок и начал:
- Нравится? - спросил Самохин.
- Нравится, - сказал Мухомор. - Это лучше, чем про синички. Тут буря, матросы… А там что? Плаксивый кисель какой-то. На кой шут ты про птичек пишешь? Девчонка ты, что ли?
Самоха сконфузился;
- Да это я так… Я те стихи порву. Хотите, еще прочитаю? Только вы никому не говорите, что я стихи…
- Не скажем, не беспокойся. Только вот что: ты объясни нам, почему в море плыло два весла? - спросил Корягин.
- А сколько же тебе надо?
- Да мне ничего не надо. Я так. Непонятно это.
- Чего ж тут непонятного? Шхуна погибла, а весла поплыли.
- Так… - удивленно сказал Мухомор. - Печальный ты человек, Самоха. И это все с тобой Швабра сделал?
- А то кто же? Из-за Швабры я и не учусь, а тут еще отец… У нас дома такое делается… Мать только и знает, что плачет. Поплачет - кричать начинает, покричит - опять в слезы. Надоело мне все это. А вчера отец с пьяных глаз горшок с геранью с окна столкнул. Горшок вдребезги, а отец ко мне: «Не учишься, баклуши бьешь. Я за тебя деньги плачу». Насилу я вырвался.
Жалко стало товарищам Самоху. Чтобы переменить разговор, Алешка Медведев сказал:
- Так кто же у нас будет первым учеником - Мухомор или Амосов?
- Давайте, - сказал Самохин, - против Амосова заговор устроим. Добьемся, чтобы Мухомор был первым.
Мухомор встал.
- А зачем это надо? - строго спросил он. - Охота связываться!
- Да ты пойми, - горячился Самохин, - разве это справедливо? Да я, если б только мог, я б теперь из кожи вылез, чтобы паршивого Амоську с первенства сбить. Швабра уронит платочек, а Амоська уже тут как тут. «Извольте ваш платочек. Вы обронили платочек…». Ну, поднял и подай, а чего же на задних лапках прыгать? Противная морда! Слушай, Мухоморчик, ну сделай нам удовольствие, утри ты Амоське нос. Иначе, знаешь, я его, честное слово, побью или… Или его мамаше ротонду грязью обляпаю. Ну, будь другом, сделайся первым учеником.
- Да, сделайся… Легко сказать - сделайся, - сердито сказал Мухомор. - Я и без того лучше Амосова все знаю, а вот…
- Не унывай, мы поможем, - не мог успокоиться Самохин. - Мы поддержим.
- Ладно, - согласился Мухомор, - постараюсь.
На том и решили.
Встретив в коридоре Амосова, Самохин послал ему воздушный поцелуй и сказал:
- Привет от старых штиблет.
А потом подошел ближе и серьезно:
- Эх, Коля, Коля… А ведь я видел, как ты сдирал на письменной. А вот не пожаловался же на тебя. Свинья ты недожаренная.
- Когда? Когда? - заюлил Коля. - Никогда я не сдирал. Приснилось тебе.
- Не мне, а твоей бабушке приснилось, - обозлился Самохин. - И чего врешь? Что я тебя выдам, что ли? Эх… Впрочем, что ж… Ходи, Коля, гуляй, Коля… Животное ты, Коля. Кишка ты маринованная, Коля… И зачем только твоя мама такую устрицу на свет родила?…
КУХАРКИН СЫН
Утром по гимназии разнеслась молва: Лихов арестован! (Тот самый Лихов, о котором директор говорил отцу Мухомора: «Учится у нас сын кухарки, и, представьте, ведет себя довольно прилично»).
Все - от приготовишек до восьмиклассников - только и говорили об этом происшествии. Утром Лихов надел шинель, ранец, вышел за калитку и вместо гимназии попал в полицию.
За что арестовали - никто не знал. Директор ходил туча тучей…
Ко второй перемене выяснилось, что Лихов имел связь с теми, кого судил Колин папа. А присудили тех троих к высылке на дальний холодный Север.
На большой перемене Мухомор вызвал Самоху в раздевалку и там сообщил:
- Сегодня ночью еще арестовали несколько рабочих. Вот и Лихова, должно быть, по тому же делу.