Песчаный колокол

Не тратя время на водные процедуры и причёску, он снял картонную табличку с двери и выкинул её в уличный бак. Новый день встретил его абсолютным одиночеством. Ни одного следа от ботинок перед входом. Ни одного бледного студента или группы активных пенсионерок на пороге. Лишь пара школьников с безразмерными ранцами за спиной пинала листву на другой стороне улицы. Герман впервые получил необходимое время для самого себя, и это обстоятельство грызло его изнутри.

Все, кого он перенёс на сегодняшний день, либо уже приходили и увидев, что мастерская закрыта, разворачивались. Либо просто решили не возвращаться сюда.

«Возможно, оно и к лучшему», – с этими мыслями Герман достал из угла свёрток одежды, что запулил туда несколько часов назад, и призвал Осириса. Скомканные куртка и штаны не успели просохнуть и теперь источали тошнотворный грибной аромат.

«Кто бы мог подумать, что души тоже могут плохо пахнуть».

Дырявые сапоги пришлось выбросить. Герман надел обычные сланцы, в которых обычно работал летом, и отправился на сбор глины. Вылазка получилась намного продуктивней вчерашней, но ненамного лучше первой. Сегодня он царапал землю своими уже немного подросшими ногтями и за всё время не произнёс ни единого слова. Кажется, их обоих это вполне устраивало. По возвращении он сразу занялся изготовлением железного скелета, не тратя время на перекусы или отдых.

Форму каркаса и самой будущей статуи Герман решил частично перенять у Витрувианского человека да Винчи. Ноги были расставлены чуть шире плеч, а руки разведены в стороны. Так мастер надеялся детально поработать над каждым участком тела, нарастить себе достойную мускулатуру и соблюсти все необходимые пропорции. Ростовая фигура требовала много места, и Герман выделил ей самый хорошо освещённый угол в помещении – напротив гончарного круга. Для этого пришлось накормить мусорные баки распиленным столом и сделать кое-какую перестановку в мастерской. Места стало меньше, но зато у Германа не было больше нужды постоянно перекладывать всё с места на место и теперь он мог посвятить себя исключительно работе, не отвлекаясь на лишние телодвижения.

Ближе к обеду в дверях появились первые посетители. Обычные покупатели, кажется, туристы из соседних городов. Герман отпустил несколько покупок и, ещё раз с горечью взглянув на пустующие полки, пообещал сам себе, что начнёт их заполнять в ближайшее время.

Два дня затишья не принесли в магазин ни единого гроша, зато пошли на пользу скульптуре. Герман полностью закончил работу над каркасом и теперь бегал с рулеткой, измеряя все изгибы будущего тела. Скульптор успел примерить на себе роли кучи специалистов: сварщика, слесаря, замерщика, художника. Он творил с аккуратностью хирурга и точностью портного. По итогу всё было идеально до самого последнего миллиметра. Со стороны эта конструкция напоминала грустный икс или голое двуногое дерево, собранное из ломаных и переплетённых между собой кусков проволоки, но совершенно не напоминала скелет человека. Зато Герман видел в этом переплетении бездушного железа нечто прекрасное – то, что, по его задумке, должно было стать самым великим произведением искусства. Именно с такими мыслями он теперь подходил к будущей статуе, других вариантов быть не могло.

Скульптор был доволен собой как никогда. Теперь можно было накидывать «мясо», которое он складывал в своём столе, доставляя его прямиком из «пустыни мёртвых». Ему самому это название уже казалось далеко не самым удачным. Царство именовалось мёртвым, но при этом каждый раз, когда Герман возвращался оттуда, он творил только жизнь. Да и сам Осирис никого не убивал – наоборот, он следил за тем, чтобы никто не умирал раньше времени. Люди всё переврали так, как им было удобно, но вот зачем? Этот вопрос был пока непостижим обычному скульптору, но теперь, чтобы понять, у него было достаточно времени.

Отныне глина собиралась ежедневно, без пропусков. Герман слепил две ступни и постепенно насаживал на прутья пальцы, что изготавливал отдельно. Он доводил до идеала каждый ноготок, каждый изгиб и настолько погрузился в процесс, что не заметил, как прошёл месяц, а между тем число его клиентов сократилось почти вдвое. Мастер-классы снова стали вестись строго по записи, и, даже если кто-то приходил посреди дня, а мастерская была пустой, Герман не принимал его, если напротив фамилии не стояли дата и точное время.