Песчаный колокол

Герман изучил оба этажа, вышел на террасу, осмотрел каждую полку и угол и не нашёл ни одной скульптуры. В основном «Ваза» делала всякую стандартную ходовую мелочёвку. Несмотря на качество и скорость изготовления, здесь не было ничего уникального.

«Теперь понятно, почему Осирис пришёл именно ко мне. Эти люди – никакие не мастера. Обычные бизнесмены. Коммерсанты, торгаши, кто угодно, но только не творцы. То, что они умеют делать красивые и аккуратные изделия, ещё не означает, что они хотя бы близки к тому, чего достиг я».

Герман никогда не работал на поток. Всё, что продавалось в его лавке, делалось в одном-единственном экземпляре и никогда не повторялось, если, конечно, его об этом не просили. Каталог? Он даже не задумывался над подобными вещами. На его сайте не было цен, только фотографии проданных работ. Каждое изделие было уникальным, и цену Герман писал от руки, выставляя товар на полку.

Он прогуливался по «Вазе», как Наполеон-победитель. Всё здесь было картонным, ненастоящим. Чистота раздражала, музыка, льющаяся из колонок, бесила. А ещё чай и кофе… Если бы это видели великие творцы или хотя бы преподаватели, что учили Германа ремеслу, они бы точно попросили кусок мыла и кран с холодной водой, чтобы вымыть глаза.

Но люди любят подобное… Им нравится, когда их облизывают с ног до головы. Когда усаживают в кресло, когда в руки пихают кучу всякой сопроводительной дряни вроде буклетов и бесплатного печенья. Здесь даже велась фото- и видеосъёмка. Кому какое дело до искусства, когда ты можешь просто сидеть и пить какао, а потом купить сувенир – ненужную тебе безделушку, что будет пылиться где-то в кухонном шкафу, пока однажды не разобьётся. Нет, ему не будет стыдно перепродавать местные поделки. Раз люди охотно покупают это, значит, нет смысла пытаться приучить их к чему-то возвышенному и настоящему.

Его лицо расплылось в широкой, немного пугающей, улыбке, когда он вернулся к торговой стойке. Продавец посмотрел на внезапно подобревшего клиента и улыбнулся ему в ответ, но лицо Германа не выказывало добродушия, скорее, наоборот. Это было похоже на презрение или даже на насмешку.

– Я бы хотел сделать заказ по каталогу. Вы карточки принимаете?

Выбор занял в общей сложности около часа. Герман долго всматривался в каждую картинку, читал характеристики и задавал всякие заковыристые вопросы, на которые продавец не мог ответить в силу своего непрофессионализма, доставляя Герману невероятное удовольствие.

Вдоволь потешив своё эго и расплатившись кредиткой, Герман написал на бумажке адрес соседней с его мастерской улицы, чтобы никто не узнал, для чего всё это заказывается. Там жил старый друг Германа – человек, совершенно далёкий от всех этих дел, связанных с керамикой и другим искусством. Герман бы никогда не начал общаться с этим простым, словно табурет, типом в нынешней жизни, если бы их не связывало общее детство. В то время они были пустыми сосудами, ещё не успевшими заполниться мечтами, целями и проблемами, просто радовались бессмысленности своего существования и жили ради того, чтобы жить.

– Уж не Герман ли Цапля это? – раздался за спиной голос, от которого всё тело Германа словно покрылось чешуёй.

Он понятия не имел, кто это. Но это точно был один из двадцати идиотов, которые учились с ним на одном факультете. Дурацкое прозвище было присвоено Герману за особенность вытягивать шею с задних рядов, где он обычно сидел. Плюсом к шее шёл серый шерстяной костюм, в котором Герман щеголял с самого первого дня в институте и в нём же вышел на вручение диплома. Этот костюм ему вручил учитель рисования, когда Герман окончил школу. На выпускном вечере, когда его объявили единственным талантливым учеником, ведь он занимался оформлением абсолютно всех мероприятий, стенгазет, плакатов и транспарантов. Эта похвала стала отправной точкой для молодого художника. Герману пророчили шикарное будущее, полное известности, денег и признания. А теперь он стоит здесь, у прилавка своих конкурентов, и заказывает чужие изделия на фальшивый адрес для последующей перепродажи. Одним словом – позор и разочарование.

Герман не хотел поворачивать голову. Возможно, если сделать вид, будто обращаются не к тебе, и выйти полубоком, наискосок, то получится избежать нежелательной встречи. Так он и сделал. Не оборачиваясь, стремительно шагнул в сторону двери, сделав небольшой крюк через стойку, за которой бариста перемалывал ароматные зёрна.

Буквально врезавшись в дверь, Герман толкнул её грудью и поспешил в сторону остановки. Он не хотел прогуливаться. Всё, о чём он мечтал, – это забраться в самый дальний угол своей лавки и, закутавшись в темноту, нашёптывать самому себе, что это всё ерунда и у него великая цель. Только у него одного.

«Песчаный колокол» встретил Германа как незнакомца, и сама мастерская была ему незнакома. Стены сузились, почернели. Потолок стал невыносимо низким и ужасно давил, а паркет напоминал пол в кочегарке, исцарапанный углём и лопатами.