– Пойдём, ты же хотел всё увидеть.
Они подошли к столу, где Герман уже приготовил весь инструмент и настроил свет.
– Мне нужно ещё раз взглянуть на кота, я не помню, как он выглядит.
– Кот как кот, – фыркнул Вакс, но всё же бросился искать животное. Через минуту начались дикие гонки с опрокидыванием всего подряд на пол.
Герман наблюдал за тем, как рушится его мастерская, и про себя повторял: «Думай о деньгах, всё изменится, наладишь продажи, рекламу, найдёшь продавца, думай о деньгах».
Наконец бедное животное было поймано и предоставлено воочию. Герман попросил Вакса не отпускать его, так как в его состоянии простительно подглядывать, а не делать исключительно по памяти.
Когда Герман начал месить глину, он впервые не почувствовал той силы, что хранила в себе земля из царства мёртвых. Никаких голосов, никакой энергетики – сплошная чёрствая масса, переминающаяся под давлением его пальцев. Это пугало и озадачивало, но он продолжал, списывая всё на алкоголь.
Герман ни разу не занимался лепкой, находясь в подобном состоянии. Он вообще пил достаточно редко, считая подобное времяпрепровождение ужасно скучным. Алкоголь расслаблял мышцы и голову, а в таком состоянии делать что-либо становится невозможным. Толкаться в душных помещениях среди накачанных спиртом и самомнением людей, изображающих из себя танцоров или певцов, Герман не любил. Оставалось только лечь спать, чтобы как можно скорее прийти в рабочее состояние и занять мозг и руки чем-то действительно полезным и интересным. Но сейчас спать было нельзя, а потому кот получался из рук вон плохо. А ещё этот назойливый Вакс, что постоянно лезет со своим мнением и подсказками, не забывая про колющую критику.
Герман весь исплевался и несколько раз порывался бросить, но как только одногруппник напоминал о заключённом пари и о будущей судьбе Германа в стенах «Вазы», тот молча возвращался к работе. Несколько раз он добавлял глину из своих запасов из-за ошибки с изначальным количеством. Каждый раз, отрывая новый кусочек, он буквально отрывал от себя и ненавидел свой развязный язык за то, что тот втянул его в эту глупую авантюру.
Когда глаза Германа стали слипаться, а стены мастерской отражали богатырский храп Вакса, скульптура была закончена. Бедный кот, придавленный всё это время к столу тяжёлой рукой, смирился со своим положением и молча смотрел на свою копию, без конца помахивая распушившимся хвостом.
– Отлично, несмотря ни на что, получилось довольно-таки неплохо! – прочавкал Вакс и хотел было потянуться за бутылкой, чтобы отметить окончание, как вдруг вспомнил, по какому поводу они здесь собрались.
– Ну, – кисло улыбнулся он, глядя на Германа из-под сползающих, словно сломанные жалюзи, век, – давай, воскрешай.
Герман потянул носом пропитанный перегаром воздух и вытер лицо сухой ладонью, прежде чем произнести следующее:
– Нужно убить кота.
– Чего?! Тишку?!
– Именно. Иначе как мы будем его воскрешать?! – сорвался на крик уже значительно протрезвевший и взволнованный Герман.
– Послушай, Цапля, ты же…
– Хватит меня так называть!!! – Герман саданул кулаком по столу так, что кот от испуга попытался вырваться, но Вакс удержал его на месте, хоть это и стоило ему новых глубоких ран.
Лицо его снова приобрело цементный оттенок, губы сжались так плотно, что между ними было не пропустить даже иголку. Вакс, не раздумывая ни секунды, схватил кота за голову своей огромной пятернёй. Раздался негромкий хруст. Он свернул бедному коту шею так быстро, что тот даже не успел издать ни звука. Мохнатое тело безжизненно завалилось на бок прямо на рабочем столе Германа. Челюсть скульптора отвисла от такого хладнокровия. Всё произошло за одну секунду: хрясь – и всё. Герман, как загипнотизированный, смотрел на животное и не мог сдержать слёз. Впервые в стенах его мастерской произошло не воскрешение, а убийство. Это было жестоко, мерзко, нечестно и…
– Хватит ныть, – злобно и совершенно трезво проскрежетал сквозь зубы Вакс, – я убил кота дочери ради твоей упёртой глупости, его смерть на твоих руках! Завтра ты вешаешь замок на свою помойку! Собираешь вещички! И топаешь ко мне подметать полы, месить глину и!..
Герман схватил пушистый труп и прикоснулся одной из его лап к глиняной скульптуре. Яркий свет тут же ударил в глаза им обоим. Прячась от вспышки, Вакс отшатнулся назад и, споткнувшись о табурет, рухнул на пол, по дороге задев плечом угол стола. Сперва он громко взвыл, приложившись щекой о паркет, затем, долго и смачно выматерившись, наконец спросил: «Что это сейчас было?!» Свет погас.
Поднявшись и поглаживая больное место, он подошёл туда, где рядышком лежали два бездыханных кошачьих тела. Одно из них по-прежнему выглядело безнадёжно мёртвым, а вот второе, то, что было глиняным, покрылось паутиной трещин, которая быстро разрасталась. Куски глины медленно отваливались и превращались в песочные кучки на столе. Из проплешин наружу лезла белая шерсть.
Герман не смотрел. Он уставился в окно, молча наблюдая за тем, как проносится ночь и на фасадах соседних домов медленно собираются рассветные краски.