Песнь Давида

Мы провели день за приятной беседой и играми с лошадьми. Генри их почти не боялся, и что-то мне подсказывало, что в ближайшие дни мы услышим кучу статистик и интересных фактов о жокеях и скачках. Джорджия сказала, что у него идеальный рост для профессионального жокея, и Генри тут же выпятил грудь колесом и расправил плечи. Не успели мы уехать, как он уже спрашивал, когда мы вернемся. Я пообещал, что скоро, и нахмурился, когда Джорджия с Моисеем насмешливо поиграли бровями. Они не скрывали своей симпатии к Милли, но, с другой стороны, ее было просто невозможно не любить. Она тоже не проявила никаких опасений к животным, и большую часть дня я пытался не пялиться на нее, чтобы не подпитывать любопытство друзей.

– Ну что, каково тебе было кататься на лошади? – спросил я Милли, на секунду переведя взгляд с дороги на нее.

– Я чувствовала себя так, будто у меня снова появилось зрение. Лошадь знала, куда идти, так что руководила скорее она, но мне понравилось.

– Ты совсем не боялась?

– Конечно, боялась. Я постоянно боюсь. Первое время после потери зрения я была так напугана, что днями напролет сидела в комнате и играла на гитаре. Но потом я поняла: если позволить себе бояться всего на свете, то с тем же успехом я могла быть не только слепой, но и мертвой. Это напугало меня куда больше. Единственное, что я вижу, это себя, понимаешь? То, что происходит внутри меня. Мои мысли, чувства, страхи, недостатки. Это единственное, что я четко вижу, все остальное – догадки. Думаю, слепота заставляет нас прийти к согласию с самими собой.

– Преимущество слепой девушки, – сказал я, и она рассмеялась.

– Я часто это повторяю, да?

– Есть немного. Но это круто.

– Ну, я могла бы перечислить и минусы жизни слепой девушки, но на это уйдет весь день.

– Минусы?

– Да. Целое множество недостатков отсутствия зрения, – беспечно ответила она.

– Назови хоть один. Первое, что приходит в голову.

Милли начала было говорить, но затем покачала головой и закусила губу:

– Нет.

Я толкнул ее плечом, из-за чего ее голова слегка покачнулась.

– Ну же! Ной, детка, ной!

Ее щеки порозовели.

– Нет.

– Ты хотела что-то сказать, но потом передумала. Я все видел!

– Ладно. Вот это как раз и отстой.

– Что?

– Я не вижу, что ТЫ думаешь. Я не могу посмотреть на твое лицо и догадаться, что происходит у тебя в голове. Это несправедливо! Я бы очень хотела увидеть твое лицо. Хотя бы разок.

Мы оба молчали с секунду, прежде чем я разрядил обстановку.

– Черт, это действительно отстойно. У меня прекрасное лицо, – пошутил я, но мою грудь сдавило, а горло слегка засаднило. Амелия ткнула мои ребра своим острым локтем, и я ахнул, посмеиваясь.

– Знаешь, что еще отстойно? – парировала она, расхрабрившись от того, что я не стал ее жалеть.

– Я попросил назвать лишь один минус. Мы же не хотим открывать этот ящик Пандоры, правда, Милли?

Она зарычала, словно я довел ее до белого каления, и продолжила:

– Я не могу водить. Не могу бегать. Я могу ходить, но это не то же самое, что сесть за руль и сорваться с места. Вместо этого мне приходится полагаться на таких злыдней, как ты, чтобы добраться с места на место. Это я ненавижу больше всего, – проворчала она.

Не давая никаких предупреждений, я сменил полосу и на довольно большой скорости свернул с трассы. Эта дорога вела мимо маленького городка под названием Мона. Я лихо проехал под эстакадой, свернул на прилегающую дорогу и резко, с визгом шин, затормозил у обочины. Генри покачнулся вперед, но его сдержал ремень безопасности, и, не просыпаясь, мальчик перевернулся на другой бок, освобождая плечо Милли.

– Ой! – воскликнула та, хватая меня за ногу. – Ты что делаешь?! Нам же еще ехать и ехать, разве нет?

– Я посажу тебя за руль.

– Ч-что? – ахнула она, упираясь руками в приборную панель.

Я отрегулировал руль, чтобы освободить место, максимально отодвинул назад сиденье (недалеко, учитывая мой рост) и посадил Милли себе на колени, игнорируя сигнал тревоги в своей голове. «Слишком близко! Назад! Горячая дамочка на коленях! Нарушение! Нарушение френдзоны!»

– Давид! – Амелия вся вжалась в меня, цепляясь руками, словно я сказал, что мы сейчас прыгнем с обрыва.

– Не ерзай! – я засмеялся, чтобы сдержать стон, и Милли мгновенно замерла. – Все хорошо, Милли, я с тобой. Это будет весело. Прямо как когда ты каталась на лошади, пока Джорджия держала поводья.

– Ладно, – пропищала она, яростно кивая. Ее затылок врезался в мой подбородок, и я усмехнулся, снова изумляясь ее храбрости и доверию.

Я положил ее руки на руль, и Милли провела ими вверх и вниз, словно никогда не касалась ничего подобного. Может, так оно и было. Она повернула руль в разные стороны и нервно хихикнула, прежде чем вернуть руки на место.

– Все в порядке?

– Да. Все хорошо.

– Итак, я буду говорить тебе, что делать, и помогу рулить, если ты вдруг начнешь съезжать с дороги.