Песнь дружбы

Дул свежий ветер. Светило солнце, в первый раз с высоты была видна вся местность: в лучах осеннего солнца отсвечивали ржавчиной холмы, села и леса, окаймлявшие горизонт. В Хельзее поблескивали окна. Роща, высившаяся за кучей щебня, не казалась теперь грозной и неприветливой, как во время тумана; это был высокий, гостеприимный, приветливый лес; кое-где еще пламенели кроны буков, но густая, хотя и блеклая листва сохранилась только на дубах.

Работа среди развалин мирно шла своим чередом.

Герман был сегодня рассеян, временами он останавливался и внимательно смотрел на спуск с горы. Однажды он выпрямился и напряг зрение. По дороге поднималась девушка! Но нет, это была старуха, повязанная платком, с корзиной за плечами. Становилось все яснее, что он ручался напрасно.

Рыжий все еще продолжал резать тростник.

— Мне больше не надо камыша, слышишь, Рыжий! — сказал Герман. — Теперь мы будем резать ивовые прутья.

Они спустились вместе к ручью, где росли ивы. На Рыжем была старая ярко-зеленая шерстяная куртка, в которой он казался еще более толстым, круглым как валик. Эту куртку с огромными заплатами, принадлежавшую прежде Михелю, покойному работнику, ему подарила Бабетта. Рыжий постоянно зяб и носил на шее шерстяной шарф, из которого торчала его огненная взъерошенная борода. На голове у него была старая продавленная шляпа, найденная им среди камыша. Должно быть, ее выбросил летом кто-либо из туристов. Вид у Рыжего был, правда, отнюдь не элегантный, но зато он по крайней мере не мерз.

Вслед за Рыжим озабоченно ковыляла единственная оставшаяся в живых утка. Между ними завязалась тесная дружба. Рыжий кормил ее хлебными крошками, размоченными в молоке, садясь за стол, брал ее на колени, а когда поднимался холодный ветер, засовывал ее под свою зеленую шерстяную куртку; она преспокойно сидела у него за пазухой, высовывая из-под его рыжей бороды свой желтый клюв. Осиротевшая утка, оставшаяся одна-одинешенька на этом свете, была счастлива, что нашла покровителя. Работая, Рыжий разговаривал с нею — с людьми он почти не говорил, — разговаривал своим сиплым, тихим голосом. Он называл ее Тетушкой.

— Ну, иди сюда, Тетушка! Чего тебе надо, Тетушка?

И утка, которой было безразлично, какой у него голос— сиплый или звонкий, — крякала и весело вертела гузкой. Она была ему предана, как собачонка.

После обеда Герман кивком подозвал к себе Антона.

— Я хочу с тобой посоветоваться, — сказал он. — У меня есть план, и мне надо обсудить его с тобой. Ты ведь мастер.

— Давай, давай!

Антон-плотник любил подшутить над товарищами, резко покритиковать их, съязвить на чей-нибудь счет, но когда к нему обращались за советом, глаза его тотчас же принимали серьезное и внимательное выражение. Его лицо, резкое и угловатое, словно высеченное топором из куска дуба, с выдающимся крючковатым изогнутым носом, становилось в такие минуты странно неподвижным и суровым.

План Германа состоял в следующем: сарай, в котором помещались корова с теленком, был всего лишь дощатой постройкой, непригодной для зимы. Стены прежнего свинарника были в полметра толщиной и хорошо сохранились; не хватало только крыши. Герман считал, что у них достаточно балок, чтобы сделать крышу. Тростника для кровли тоже было достаточно. Там могут поместиться полдюжины коров и пара лошадей. Он решил отстроить старый свинарник. А сарай тогда можно будет приспособить для жилья, хотя бы временного. Можно использовать старую железную печку, лежавшую среди обломков. Если даже там будет немного холодно, — не беда.

— Люди ведь выносливее, чем скотина!

— Разумеется!

— Значит, ты понял меня, Антон?

— Чего же-тут не понять?

— Так мы сейчас же и начнем — это самое неотложное дело. Не сегодня-завтра могут наступить холода.

Антон, сосредоточенно шагая в своих высоких сапогах, направился к сложенным в штабель балкам, сдвинул шапку на затылок и начал замерять. У этого Германа была голова на плечах!

Антон засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул:

— Генсхен! Иди сюда!

Всклокоченный светлый вихор Ганса вынырнул среди обугленных бревен. Лицо было вымазано сажей.

— Чего ты там орешь?

— Иди сюда! Помоги мне выбрать бревна!

Герман уже начал углублять земляной пол свинарника. На этом полу скотине было бы слишком холодно, к тому же земля здесь насквозь была пропитана навозной жижей! Он хотел срыть слой толщиной в две лопаты. Здесь было над чем потрудиться!