— Я бы ни за что не согласился что-то изменить, — сказал Дентос. — Я каждый день благодарю Веру за то, что попал в орден.
Лицо у Норты было напряженное, брови нахмурены: он старался совладать со своим страхом. Ваэлин думал, что он ничего не скажет, но спустя какое-то время Норта выдавил:
— Надеюсь… надеюсь, вы все выдержите испытание.
— Выдержим, выдержим! — Ваэлин пожал руки всем по очереди. — Как и всегда. Сражайтесь на совесть, братья!
— Низа! — окликнул мастер Соллис, по-прежнему стоя на пороге. В его голосе звучало нетерпение, Ваэлин удивился, как он вообще разрешил им задержаться. — Идем!
Ваэлин обнаружил, что сидеть и ждать, пока узнаешь, живы твои друзья или нет, это такая пытка, по сравнению с которой корень джоффрила — все равно что чай с лимоном. Мастер Соллис вызывал его братьев одного за другим, затем следовало короткое ожидание, после чего толпа взрывалась торжествующими воплями, которые звучали то громче, то тише, в зависимости от хода сражения. Через некоторое время Ваэлин обнаружил, что может определить по реакции толпы если не победителя, то хотя бы то, как проходит бой. Некоторые бои завершались быстро, буквально в секунды. Например, сражение Каэниса было очень коротким. Но Ваэлин так и не решил, хорошо это или плохо. Другие бои длились дольше. Баркус и Норта оба сражались в течение нескольких минут.
Последним перед Ваэлином вызывали Дентоса. Дентос вымученно улыбнулся, стиснул рукоять меча и вышел из комнаты следом за мастером Соллисом, не оглядываясь назад. Судя по реву толпы, его бой был весьма зрелищным: хриплые вопли сменялись гробовым молчанием, которое взрывалось аплодисментами, и так несколько раз подряд. Когда по комнате в последний раз прокатилась волна рева, Ваэлин обнаружил, что не может определить, выжил Дентос или погиб.
«Удачи тебе, брат! — думал он, оставшись теперь один в комнате. — Быть может, скоро и я присоединюсь к тебе». Рука уже ныла от того, что он все время стискивал кожаную рукоять меча так, что костяшки побелели. «Неужели мне наконец-то сделалось страшно? — спросил он себя. — Или это просто волнение перед публичным выступлением?»
— Сорна! — В дверях стоял мастер Соллис, он смотрел в глаза Ваэлину так пристально, как никогда прежде. — Пора!
Коридор, ведущий на арену, показался очень длинным, куда длиннее, чем он мог вообразить. Пока он шел по коридору, время играло свои шутки: Ваэлин все никак не мог понять, сколько прошло, минута или час. И все это время рев толпы звучал громче и громче, пока, наконец, Ваэлин не ступил на песок арены и шум не окатил его с головой.
Толпа смотрела на него со всех сторон, с восходящих рядов сидений. Тут было не меньше десяти тысяч человек. Ваэлин никак не мог выделить отдельные лица: все они сливались в бурлящую, жестикулирующую массу. Никто из зрителей, похоже, не обращал внимания на дождь, а между тем дождь хлестал по-прежнему, и вдобавок дул сильный ветер. На песке виднелась кровь — песок разровняли граблями, чтобы кровь не собиралась в лужи, и вдобавок дождь ее размыл, но все равно багровые пятна резко выделялись на зеленовато-желтом фоне арены. Ваэлина ждали трое людей, у каждого в руках был меч азраэльского образца.
— Двое убийц и насильник, — сказал ему мастер Соллис. Ваэлину показалось, что голос у него дрожит, но он решил, что это, должно быть, из-за шума толпы. — Все они заслуживают смерти. Не щади их. Обрати внимание на высокого — он, похоже, умеет держать оружие.
Ваэлин нашел взглядом самого высокого из троих, статного человека лет тридцати пяти, с коротко стриженными волосами и неплохой от природы стойкой: ноги на ширине плеч, меч слегка опущен. «Обученный», — понял Ваэлин.
— Солдат?
— Солдат или целитель, а все равно убийца.
Соллис на долю секунды умолк.
— Удачи тебе, брат.
— Спасибо, мастер.
Он обнажил меч, отдал ножны мастеру Соллису и зашагал вперед, на арену. При его появлении толпа завопила вдвое громче, он даже разбирал отдельные выкрики: «Сорна!.. Убийца Ястребов!.. Убей их, парень!..»
Он остановился примерно в десяти футах от тех троих, смерил взглядом каждого по очереди. Рев толпы утих, все застыли в ожидании. «Двое убийц и насильник…» Они были совсем не похожи на преступников. Тот, что слева, был просто испуганный небритый дядька, который сжимал меч в трясущейся руке, в то время как сверху хлестал дождь, а десять тысяч душ ждали его смерти. «Насильник», — решил Ваэлин. Тот, что справа, был покрепче и боялся меньше. Он то и дело переступал с ноги на ногу, смотрел на Ваэлина из-под насупленных бровей и крутил мечом, рассыпая брызги с клинка. Он что-то сказал, с губ у него брызнула дождевая вода: то ли выругался, то ли бросил вызов, но Ваэлин ничего не расслышал за дождем и ветром. «Убийца». Третий, солдат, не проявлял страха и не испытывал потребности размахивать мечом или выражать агрессию словесно. Он просто ждал, не сводя глаз с противника, все в той же стойке опытного фехтовальщика, столь хорошо известной Ваэлину. «Убивать он, несомненно, умеет. Но убийца ли он?»