Песнь крови

Ваэлин следовал за мальчишкой сквозь толпу, временами терял его в давке, но несколько шагов спустя неизменно находил: Френтис нетерпеливо топтался на месте и бурчал, чтобы он не отставал.

— Вас чо, совсем не учат, как людей преследовать? — осведомился он, пока они пробирались через особенно густую толпу зевак, собравшуюся вокруг пляшущих медведей.

— Нас сражаться учат, — ответил Ваэлин. — Я… я не привык, когда так много народу. Четыре года в городе не был.

— Везет тебе! Я бы свое правое яйцо отдал, век бы не видать этой помойки.

— Так ты ведь больше нигде и не бывал?

Френтис посмотрел на него, как на идиота.

— Да у меня ж своя баржа! Я могу поплыть, куда захочу.

Казалось, они целую вечность пробирались сквозь толпу, пока наконец Френтис не остановился и не указал на деревянные воротца, вздымающиеся над головами в сотне ярдов впереди.

— Вон она! Там-то его, бедолагу, и вздернут. А за что его вешают-то, ваще?

— Не знаю, — честно ответил Ваэлин. Он вручил мальчишке обещанные два ножичка. — Приходи в Дом ордена вечером в эльтриан, я тебе покажу, как их метать. Жди у северных ворот, я тебя разыщу.

Френтис кивнул. Ножи стремительно исчезли в его лохмотьях.

— Так ты смотреть останешься? Как вешать будут?

Ваэлин подался прочь, обшаривая глазами толпу.

— Надеюсь, что нет.

Он бродил добрые четверть часа, заглядывая в лицо каждому встречному в поисках Норты, но так никого и не нашел. Впрочем, ничего удивительного: все они умели скрываться от посторонних глаз и делаться незаметными, всего лишь одним из множества прохожих. Ваэлин остановился у кукольного театра, чувствуя, как живот начинает крутить от страха. «Где же он?!»

— О благословенные души Ушедших! — говорил кукольник нарочито-трагическим тоном, ловко дергая за ниточки, так, что кукла на сцене изобразила отчаяние. — Хоть я и Неверный, даже такой негодяй, как я, не заслуживает подобной участи!

«Керлис Неверный…» Ваэлин знал эту историю, это была одна из любимых легенд его матушки. Керлис отрекся от Веры и был обречен жить вечно, пока Ушедшие не смилостивятся и не допустят его Вовне. Говорили, будто он и по сей день скитается по земле, ища Веры и не находя ее.

— Ты сам избрал свою судьбу, о Неверный, — нараспев проговорил кукольник, потряхивая деревянными головками, изображающими Ушедших. — Не нам тебя судить. Ты сам себя осудил. Отыщи свою Веру, и тогда мы примем тебя…

Ваэлин, на миг отвлекшись на мастерство кукольника и искусно изготовленных марионеток, заставил себя снова повернуться к толпе. «Ищи! — говорил он себе. — Сосредоточься! Он тут. Должен быть тут».

И вдруг его взгляд остановился на одном лице из публики: человеке немного за тридцать, с худощавым, жестким лицом и печальными глазами. Какой знакомый взгляд… «Эрлин! — в изумлении подумал Ваэлин. — Он вернулся сюда. Он что, с ума сошел?»

Эрлин, казалось, был полностью поглощен представлением, его грустные глаза ничего вокруг не замечали. Ваэлин гадал, что же ему делать. Заговорить с ним? Пройти мимо, как ни в чем не бывало?.. Убить его? В голове закрутились мрачные мысли, внушенные тревогой. «Я помог ему и девушке. Если его поймают…» Лишь воспоминание о лице девушки и ее платок на шее вернули ему здравомыслие и привели в чувство. «Лучше уйти, — подумал Ваэлин. — Безопаснее сделать вид, что я его вообще не видел…»

И тут Эрлин поднял голову, встретился с ним взглядом, глаза у него расширились — он узнал Ваэлина. Эрлин еще раз бросил взгляд на кукол. На его лице отразилось непонятное смешение чувств. Потом он повернулся и исчез в толпе. Ваэлина охватило желание последовать за ним, узнать, как поживает Селла, но не успел он сделать и шага, как за спиной у него раздался шум и звон клинков. Это было ярдах в пятидесяти, у самой виселицы.

Вокруг места происшествия плотно клубилась толпа, и Ваэлину пришлось протискиваться через нее. Люди охали от боли и осыпали его оскорблениями — мальчик торопился, и потому особо не церемонился.

— Чего он хотел-то? — спрашивал кто-то в толпе.

— Пытался прорвать оцепление, — отвечал другой голос. — Странное дело. Казалось бы, уж от кого-кого, а от брата такого ожидать не приходится!

— Как вы думаете, его тоже повесят?

И вот наконец Ваэлин миновал толпу и застыл как вкопанный при виде открывшейся перед ним сцены. Их было пятеро — солдат двадцать седьмого конного полка, судя по черным перьям на мундирах, за которые их прозвали Черными Ястребами. Черные Ястребы считались любимцами короля за подвиги, совершенные во время Объединительных войн, и им часто доверяли честь нести охрану во время разных событий и торжественных мероприятий. Один из них, самый здоровенный, держал за горло Норту: мясистая рука стискивала шею мальчишки, а двое его товарищей пытались удержать Норту за руки. Четвертый стоял чуть в стороне, со вскинутым мечом, готовясь нанести удар.