Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

– Невероятно! Я вообще ничего про это не знал.

– Кто ж тебе расскажет. Если б начали болтать, это задело бы Котоми, вот взрослые все рты-то на замок и позакрывали.

Бабка отпила еще чая и заявила:

– Это отец испортил Котоми. Что бы она ни делала, он только смеялся и говорил – ничего, разберусь. Говорил, что хочет, чтобы дочка ни в чем не испытывала нужды и жила счастливо, так что ее и не ругали никогда, да и злиться, будто что-то не по ее вышло, ей тоже никогда не приходилось. Только вот… Когда она уехала от отца, оберегавшего ее от всего, впервые поняла, что в мире перед ней может вырасти стена. Это как ветрянка или свинка – есть вещи, которые нужно понять в детстве, а взрослому с ними столкнуться бывает очень тяжело. Так что Котоми мне тоже жалко.

При этих полных сострадания словах я вспомнила лицо Котоми. Наверное, признаки возраста на нем свидетельствовали как раз о тех трудностях, которые ей пришлось пережить. Это, конечно, не значит, что ей дозволено мучить ребенка, но и правда становилось ее жалко.

– В общем, когда Котоми поняла, что деваться-то ей некуда, она вернулась домой. А тут уже никто – ну, кроме отца – ее не баловал. Кому интересно иметь дело со взрослой женщиной, которая до сих пор считает себя принцессой? И ребенка мучила, наверное, потому, что вымещала на нем обиду и напряжение, с которыми сама не могла справиться.

– Наверное, она хотела, чтобы ее всегда любили и баловали.

Когда я встретилась с Котоми, она уверяла меня, что Муранака был от нее без ума. Возможно, так она пыталась убедить себя, что хоть кто-то еще ее любит.

– Человек сначала-то, с рождения, может только принимать, но когда-то должен начать и отдавать. Нельзя все время только получать от других, особенно когда ты стал родителем. А она не понимала, что так на свете все устроено, – и вряд ли ее теперь этому научишь, – с явным сожалением подытожила бабка.

Эти слова больно укололи меня.

– Ну, что ж, значит, Масако. Она живет в Бэппу, – заявила старуха, с кряхтеньем поднявшись на ноги. – Мы с ней только открытками на Новый год сейчас обмениваемся. В этом году вроде тоже получала. Где же они…

Она подошла к буддийскому алтарю и стала рыться на полке рядом. Достав покрытую лаком коробочку для писем, вынула из нее кипу открыток.

– Махоро, поищи. Фамилия должна быть Икусима.

– Хорошо!

Муранака взял открытки и стал перебирать их, но неожиданно раздался звук, похожий на сирену. Кажется, звонили в дверь. Муранака оставил свое занятие и пошел в прихожую. Оттуда донеслась ругань.

– Успокойтесь, пожалуйста, господин директор!

– Похитили внука, а я должен успокоиться?! Мне Хикита сказала, что видела в твоей машине молодую женщину и какого-то ребенка!

Голоса спорящих приближались, и Пятьдесят Два снова спрятался за моей спиной. Михару пододвинулась ко мне, и мы набычились, защищая мальчика.

В дом влетел запыхавшийся Синаги с красным лицом. Хозяйка дома негромко спросила: «Председатель, вы как себя ведете?» – но он, кажется, не услышал ее. Ткнув в меня пальцем, он заорал, брызгая слюной:

– Вот она! Это ты Мисима? Верни внука!

– Вообще-то, я предупредила вашу дочь, что мальчик будет у меня. Она сказала, что я могу делать, что захочу, – не менее громко ответила я, на что дедок презрительно бросил:

– Дура, что ли? Ребенок – это тебе не собака и не кошка. Дочь сказала, что мальчик пропал, и ушла его искать.

Ушла? Я вопросительно посмотрела на Синаги. Бабка Муранаки тоже переспросила.

– В смысле – ушла? Из дома?

Синаги кивнул, скривившись. Старуха устало сказала:

– Слушай, она же наверняка сбежала с мужиком. Я слышала, что в последнее время на стоянке возле «Ёсии» часто торчала машина с номерами Кумамото – это ведь наверняка ее новый мужик. Небось, Котоми скинула ребенка этой девочке, а сама сбежала.

– Что?! Ты что?! Этого не может быть! Котоми вернется, если мальчик найдется!

– Чтобы снова его бить? – спросила я, и Синаги, вздрогнув, уставился на меня.

– Ты что такое говоришь?

– Я спрашиваю, она вернется, чтобы снова издеваться над ребенком? И вы тоже зовете ее вернуться, чтобы она и дальше била мальчика?

Руки Синаги задрожали, и он двинулся ко мне. У меня мелькнула мысль, что он меня поколотит. Я уже много раз получала подобные удары, ну и пусть, выдержу, лишь бы этот безропотный ребенок, что стоит позади меня, оставался в безопасности.

– Котоми никогда такого не делала! Она просто его воспитывала!

– Это для воспитания она прижигала ребенку язык сигаретой?

Синаги замер на месте.

Бабка покачала головой:

– Ужасы какие!

– Котоми не могла поступить так жестоко! Это выдумка!

– У меня есть доказательства, что он перестал говорить в три года именно после этого случая, – упорно клонила я, а Михару добавила, вынимая смартфон:

– Хотите, прямо сейчас позвоним и попросим, чтобы вам рассказали об этом?

Тогда дед закричал:

– Это неправда, неправда! Такого не может быть! Она не могла такого сделать! Вы все врете, замолчите!