Верра протянула мне женскую кирасу, украшенную переплетенными серебряными и золотыми кругами Стражников, а Вики отыскала булавки в виде крыльев, которые прикрепила к моему плечу: крылья Четвертого ордена. Я вложила ей в ладонь сохраненный для меня Пауэром окровавленный значок Первой Наездницы. Для меня еще не пришло время надеть его.
– Сохрани это до нашего возвращения.
У меня перехватило дыхание, когда они натянули мне через голову революционные доспехи.
Сунув шлем под мышку, я забралась в седло. Закрепляя сапоги в стременах, я чувствовала приятную упругость ремней, стягивавших мои ноги. Верра похлопала меня по ноге, а Вики, отступив назад, окинула нас взглядом и громко рассмеялась, воздев руки к небу.
А затем я уперлась каблуком в бок Аэлы, и мы наконец-то взмыли в воздух.
40
Дочь революции
Я держался рядом с Иксионом, пока мы шли из Тронного зала в его покои, где слуги должны были ждать его с доспехами и его драконом. С тех пор как я вернулся из Норчии, я ожидал, что мне придется объяснять, где я пропадал всю ночь. Я готовился честно во всем признаться, как это сделал Пауэр.
– Я покажу ей! Я покажу им обеим!
Им обеим? Он использовал женский род множественного числа. Я не понимал, в чем дело, пока мы не вошли в покои Иксиона, где в гостиной ждал молодой человек в тунике желтого цвета – традиционном облачении басселианских правителей. Лицо молодого человека поражало практически полным отсутствием подбородка.
– Простите, что заставил вас ждать, Ваше Высочество, – с поклоном сказал Иксион. – Позвольте представить вам Дело Небесную Рыбу, будущего Триарха Востока. Сегодня мне предстоит небольшое путешествие, но я надеюсь, мы устроим вам встречу с вашей дорогой сестрой, как только я улажу свои дела. А вы тем временем чувствуйте себя как дома.
– Конечно, – гнусаво откликнулся Фройдрих на ровном драконьем языке. – Мы не намерены больше злоупотреблять вашим гостеприимством.
Его тонкие губы растянулись в улыбке. Я смотрел на Божественного наследника, вспоминая о монете, которую я держал на ладони в кабинете Гриффа. С лицевой стороны на ней было изображено подобие лица в профиль, которое сейчас бесстрастно смотрело на меня. А с другой стороны был изображен его голиафан.
Если Фройдрих здесь, то где же Азулет?
Иксион обернулся ко мне, не заметив, что я встал как вкопанный:
– Дело, не будете ли вы с Джепайрой так любезны присоединиться к нашему почетному караулу?
– Конечно.
Иксион принялся облачаться в огнеупорный костюм.
План заключался в том, чтобы вытащить Энни на спине Аэлы, независимо от того, признают ее виновной или нет, и до этого не браться за голиафана. Когда станет ясно, какой вердикт был вынесен и глашатаи начнут созывать каллиполийцев на арену, я знал, где найти наездников Сопротивления, которые поднимутся со своих мест, чтобы вызвать своих драконов в конце ее поединка.
С мест в проходе.
Иксион уже однажды подкараулил Стражников на этой арене, теперь пришло время оказать ответную услугу.
Я мельком видел листовки, торчавшие из карманов и сумок, когда присоединился к толпе, поднимавшейся по каменной лестнице. Благодаря шраму через все лицо никто не узнавал меня; люди так таращились на него, что не удосуживались внимательнее рассмотреть мое лицо. Крисса и Кор, с другой стороны, решили не рисковать и натянули капюшоны средь бела дня.
– Лучше бы вы постарались быть менее подозрительными, – пробормотал я, занимая место рядом с Криссой. Фыркнув, она поглубже натянула капюшон, но светлые пряди все равно выбивались наружу.
Кор перегнулся ко мне через Криссу, ухмыляясь:
– Тебе недавно спела муза, Ли? – Он сжимал в кулаке одну из листовок.
– Осторожно. Я слышал, что за эти листовки могут и посадить.
Крисса отняла листовку у Кора и шлепнула меня ею.
Я не ожидал, что мне понравится сидеть на арене, где я никогда больше не буду летать. Но сидя здесь, с Кором и Криссой, напряженно высматривая Энни, все еще под воздействием от творческого адреналина, полученного за эту ночь, я чувствовал себя так, словно впервые за долгое время снова стал самим собой.
А потом зазвучали фанфары, и Антигона сюр Аэла перелетела через стену арены. Она уверенно восседала в седле, высоко подняв голову, ее темно-рыжие волосы развевались, шлем был крепко зажат под мышкой. Аэла медленно опустилась в Орлиное Гнездо.
Она была жива. И невредима или достаточно невредима, чтобы притвориться.
Толпа разразилась аплодисментами, а затем начала скандировать. Сначала драконьим, а затем те слова, что я сочинил прошлой ночью в кабинете Ло Тейрана, израсходовав море чернил и скомкав гору пергамента, увлекаемый потоком слов, лившихся из меня.