Песнь огня

Такую же, как та, что накинули на Пэллора.

Я почувствовала, как мысли Аэлы разлетались, словно тысячи светлячков. У меня перед глазами замелькали ее воспоминания о Пэллоре, о Пэллоре, сжавшемся под сеткой, о Пэллоре, нежно поглаживавшем наши разорванные крылья, об исчезающем Пэллоре…

Мы начали опускаться к земле, ее крылья словно разучились молотить по воздуху.

– Аэла, нет, – произнесла я, хотя внезапно мои глаза затуманились от ее тоски.

А потом отчаяние, как густая тина, просочилось из ее мыслей в мои.

Иксион продолжал нас таранить, не обращая внимания на наше пламя, и было понятно, что со своими запасами охлаждающей жидкости он продержится дольше, чем наши рваные крылья и слабеющие силы. Выносливость его дракона будет противостоять нам снова и снова, потому что от природы эта порода драконов всегда была сильнее, крупнее и выносливее. И в конце концов будет не важно, станет ли аплодировать народ моему имени или какое решение примет вдохновленное зрелищем жюри, потому что этот поединок перестал быть проверкой нашего мастерства. Это была проверка грубой силы. И в таком испытании какое преимущество было у нас, маленького дракона и тощей девчонки, голодной, уставшей и страдающей от боли?..

Маленькая. Тощая.

Слово проскользнуло, как мысль на ветру, как светлячок, промелькнувший в памяти.

В моей руке зажата записка из министерства, в которой говорилось о моем долге. Рука инструктора на моем плече, напоминавшего мне, где мое место. Тот момент, когда я решила послать их всех к чертям и в пух и прах разбила златовласого юношу на угольно-сером грозовике. Я ворвалась в запертую дверь, потому что устала ждать, когда мне вручат ключи, устала бояться, устала держать себя в руках.

Когда тебе не дают инструментов для победы, ты создаешь свои собственные.

Иксион был прав. Пламя – это грубо.

Самые первые уроки полета не были связаны с огнем. На них мы узнали о гравитации. Это было самое старое и надежное оружие.

Мне нужно было только использовать ее в своих интересах.

Моя ладонь скользнула по боку Аэлы, когда мы замедлились, чтобы перегруппироваться. Она задыхалась, бедняжка, и сквозь разрывы от когтей на ее крыле я видела землю.

Но она чувствовала мое волнение.

– Может, попробуем в последний раз?

Она щелкнула крыльями, распрямляя их.

Затем колокол зазвонил в третий раз, и мы с Аэлой занялись нашим самым любимым делом.

Мы резко рванулись вверх.

Быстро, насколько позволяли ее трепещущие крылья, не обращая внимания на боль, которая пронзала поврежденные перепонки. Прямо в небо, словно решили навсегда оставить землю позади. Мы промчались мимо раскинувшихся крыльев Обизут, мимо круживших вдоль арены наездников Клевера. Мы были подобны пушечному ядру, бросившему вызов гравитации, крыльям, бросавшим вызов ветру, когда пробились сквозь самые низкие облака и поднялись выше.

А поскольку Иксион был не дурак, он старался не отставать от нас.

Но его стараний было недостаточно, потому что где уж тяжелому грозовику угнаться за стремительным и легким аврелианцем. Они поднимались, но там, где они преодолевали метр, мы набирали три.

Сосульки облепили забрало моего шлема. Дыхание Аэлы становилось все более легким. Я задержала дыхание, когда мы замерли в воздухе, водянистом и холодном, обтекавшем нас словно вода. Обжигающий холод смягчил пульсирующую боль в моей ноге.

Город раскинулся так далеко внизу, что я могла бы накрыть его ладонью.

Крепость лежала наполовину погребенная в кучевых облаках. А за ней раскинулся остров Каллиполис, его низины и луга разбегались в сторону Медеанского побережья, а горы вздымали зубчатые скалы над Северным морем. Их белые вершины – все, что осталось от зимы, и зелень уже окрашивала черноту вспаханных полей. Река Фер, разбухшая и коричневая, вышла из берегов.

Под нами гигантские изгибы крыльев Обизут опоясывали арену, стая крошечных наездников Клевера парила над ней, а Иксион сюр Нитер уменьшился до черного насекомого, которое мы скоро пригвоздим к земле.

Мы нырнули вниз.

Молотя крыльями, чтобы увеличить силу гравитации, превращая маленького аврелианца в метеор.

Иксион сюр Нитер вильнули, свернув в сторону, но мы не упускали их из виду.

Они атаковали нас небольшим снопом искр и пепла, на который только и был способен Нитер.

Жар проникает сквозь мой лишенный охлаждающей жидкости огнеупорный костюм, опаляя туловище и все еще саднящее бедро. Но этого было уже недостаточно.

Почти недостаточно.

Мы пробились сквозь облако из пепла и врезались в них. От удара они сбились с курса, и мы увлекли их за собой к земле, словно трепещущую куклу, и они не могли выбраться из-под нас.

Потому что хотя аврелианец меньше, легче и слабее грозовика, но не тогда, когда ему на руку играет сила земного притяжения.

Клыки Нитера скрежетали, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь. За крылья Аэлы, ее бока, мои ноги. Мы кричали, но не отпускали их.

И хотя он хрипел изо всех сил, искры больше не извергались наружу.