Песнь огня

Я знал название дороги на драконьем языке, потому что так называл ее мой отец. До того первые аврелианские поселенцы проложили дороги в высокогорье, сделав их проходимыми для лошадей и карет, города на скалах северного побережья соединяла пешеходная тропа. Путь воров и разбойников, говаривал мой отец, изучая карту. Но, говоря слово мы, Энни имела в виду высокогорье, откуда она была родом, крестьян, которые обрабатывали эту землю, не имели права называть ее плоды своими. У них были свои причины нуждаться в тайной дороге, чтобы проехать незамеченными. Я больше не называл ее Разбойничьей дорогой.

На восходе солнца мы вышли к истоку реки. Драконы ждали, притаившись под низкими ветвями елей, пока мы карабкались на скалистый выступ, чтобы осмотреть окрестности.

– Здесь я убил Джулию.

Над рекой струился пар, нависая плотной пеленой над черным пространством бассейна, образованного горячим источником. От дуэли не осталось никаких следов: тело грозовика Джулии, Эринис, давно забрали для изготовления новых доспехов, а Джулия вернулась к своему народу. Я с удивлением обнаружил, что, глядя на это место, больше не чувствовал прежней боли. Вместо этого у меня возникла мысль, что я смотрю на место, благодаря которому я стал таким, каким был сейчас.

Именно здесь я стал Сыном Революции, у которого нет ни отца, ни родного дома.

Солнце освещало горные хребты, позолотив вершины, еще белые от снега, на фоне которого темно-зеленые ели казались черными. По холмам медленно полз туман, но небо было чистым. Патрульная пара драконов пронеслась вдоль хребта в нескольких милях от нас. Энни прикрыла глаза козырьком ладони, чтобы внимательно рассмотреть их.

– Один из них – Пауэр сюр Итер.

С мстительным удовлетворением я пробормотал:

– Предатель.

Голос Энни звучал тихо:

– Я так не думаю. Он узнал меня во дворце. И не выдал меня. И он очень привязан к своей маме, должно быть, очень боится за нее.

Я не желал знать, как Энни это выяснила. Я не желал этого знать. Гораздо проще презирать Пауэра, к тому же у меня в этом деле был большой опыт. Я обрадовался, когда Энни сменила тему:

– Как думаешь, они будут искать нас после того, как найдут Эдмунда?

– Только не здесь. Они не узнают, что он разорвал крылья Аэлы, у них нет причин думать, что мы идем пешком.

Тем не менее мы оставили драконов под прикрытием елей и принялись все изучать на берегу. Наконец Энни заметила небольшой каменный знак, наполовину погруженный в снег, а немного дальше за ним – узкую каменную лестницу, разбегавшуюся с хребта в разные стороны. На востоке, над верхушками деревьев, возвышались зубчатые башни великого Дома Неархолл, владений Триарха Грозовых Бичей. Горячие воды в истоке реки были местом выведения драконов этого поместья. На западе Старая дорога уходила в Дальнее Нагорье, и при желании мы могли бы добраться по ней до Хвоста Дракона. Но наша цель находилась гораздо ближе.

Мы вернулись к драконам и обнаружили, что у Пэллора из пасти свисала тушка горного зайца. Обычно мы не выпускали драконов из Большого Дворца на охоту – фермерам это никогда не нравилось, – но это не означало, что они не умели охотиться. Пэллор выглядел ужасно довольным собой, и меня захлестнуло облегчение. Я все утро гадал, как же нам добыть еду.

– Ты молодчина.

Он опалил мех и кожу на крошечном тельце, а затем разорвал на куски, кормя по очереди Аэлу, Энни и меня. Мясо получилось идеальной средней прожарки; жадно глотая куски мяса, так, что сок стекал у нее по подбородку, Энни торжественно изрекла:

– Это лучший завтрак, который я когда-либо ела.

Ее глаза потемнели от перелива эмоций. Я с трудом сдержал смех.

– Думаю, в тебе сейчас говорит Аэла.

Лично я жаждал хлеба, но у меня было чувство, что мы не увидим его в ближайшее время.

Когда туман перевалил через наш хребет, мы спустились по западной развилке Старой дороги и вошли в Дальнее Нагорье. Я удивлен, насколько сохранилась тропа даже спустя столетия, и здесь можно было пройти даже зимой. Хотя мы изредка замечали мелькавшие в просветах между деревьями деревеньки и поселения, нам не встречались другие путники. Ложные развилки, встречавшиеся нам на тропе через каждые несколько миль, вели к неглубоким пещерам, углублениям, вырезанным в известняке для укрытия.

– Возможно, это были укрытия контрабандистов? – предположил я.

Энни снова хмыкнула:

– Думаю, у них более древняя история. Папа говорил, их строили, чтобы прятаться от драконов, когда те еще бродили на свободе.

К середине дня ее повязки пропитались кровью и гноем, запятнав тунику на спине, ее била дрожь под мантией, которую я накинул на нее. Хвост Аэлы так сильно поник, что волочился по земле. Дорога расширилась у подножия холма, чей усеянный овцами склон я сразу же узнал. Теперь, когда мы увидели это место, я удивлялся, как не догадался раньше, что мы будем здесь проходить.

Конечно, мы уже достаточно близко, чтобы вступить в старые феодальные владения отца, и эта деревня – Холбинский Холм.

Деревня, где родилась Энни. Деревня, которую мой отец сжег дотла. Но сейчас я мог думать лишь об их кладовых.