Песнь призрачного леса

– Жучки. Много жучков с крыльями, – поскуливает бедняжка.

Орландо хмурит брови.

– И темно! Там было темно! – В голосе Хани уже слышны нотки настоящей истерики.

Я прижимаю ее к груди покрепче и укачиваю, пока она, по внешним признакам, слегка не успокаивается, а потом сажаю рядышком с собой на кушетку. Она совсем измучена и заваливается на меня бочком. Большой палец – в рот.

Теперь, когда ребенка худо-бедно утихомирили, озабоченность Орландо потихоньку сменяется любопытством. Он бесшумно скользит по коридору, шепча:

– Пойду взгляну!

– Осторожней там!

Слышу, как скрипит дверь спальни, а дальше – тишина.

– Ого! – раздается оттуда наконец.

– Что?

– Они все сдохли.

Стрекозой взлетаю с кушетки и присоединяюсь к первопроходцу. По ковру разбросаны десятки осиных трупиков. Орландо бережно кладет один на ладонь, внимательно изучает и выносит вердикт:

– Восточная желтая куртка[54]

. Причина гибели неясна. Насекомые не падают просто так замертво прямо в полете.

– Ну, а гнездо?

Наш знаток природы шарит руками по стенам, скрупулезно осматривает потолок и углы.

– Нигде не вижу. Возможно, запрятано в стене. В общем, не ложитесь-ка вы тут, пока всё хорошенько не проверят. – Он последовательно прикладывает ухо ко всем стенам и долго прислушивается. – Я недавно ездил на выставку «Осы Флориды» в Гейнсвилл, в Музей естественной истории. Желтые куртки – невероятно злые и агрессивные создания. И гнезда у них бывают просто огромные.

У меня даже руки начинают чесаться и покалывать – словно на них осы копошатся. Блин, да ведь пару недель назад я ночью испытала точно такое же ощущение, только не знала, чему его приписать, как объяснить! Кожа все помнит…

– Можно мне их забрать домой? – Орландо направляется в гостиную с полными пригоршнями ос в обеих руках. – Хочу еще с ними повозиться. Интересные экземпляры.

– Пожалуйста, – говорю.

Сара бы тут, конечно уж, дала бы волю сарказму, но мне, честно говоря, не до Орландо – на ум вдруг пришло событие, имевшие место недели за две до смерти папы. Мне в детстве часто грезились осы, и вот однажды они заполнили мой сон в таком количестве, что буквально выкурили из постели. Я пробудилась и сбежала по ступенькам вниз, к папе, который как раз играл на скрипке. Когда мы вместе поднялись обратно, насекомые валялись повсюду дохлые.

Позже я объяснила себе это так: осы уже были в спальне мертвые и «оттуда» проникли в мою дрему – знаете, как если на самом деле ночью хочется писать, а во сне бродишь в поисках унитаза и никак не можешь найти. Наверное, и удирая по лестнице, я тоже еще как следует не проснулась…

Но теперь я не сомневаюсь – дело в скрипке. Их крошечные души слетелись на ее музыку, и она облекла их в плоть. И хоть в это трудно поверить, но получается: тогда они явились по мановению папиного смычка ко мне, а теперь, стоило взять одну-единственную ноту мне – накинулись всем сонмищем на Хани?!

Мысленно содрогаюсь. Выходит, ни Джесс, ни тетя Ина отнюдь не преувеличивали опасность. Удивительно, как я раньше этого не осознала.

Что еще умеет скрипка?

Гляжу, как в тумане, на Ханину пустую постель.

Все это сотворила я, одним прикосновением к струне.

Метнувшись в ванную, торопливо запираю футляр, зашвыриваю его далеко под свою кровать, захлопываю за собой дверь спальни и спешу в гостиную снова взять на руки сестренку. Сжимаю ее прямо-таки железной хваткой, наши сердца теперь бьются рядом, в едином ритме.

– Они больше не прилетят. Не обидят мою девочку, – обещаю я, но в ушах звенит тети Инина фраза: «Иногда даже те, кто любит нас больше всех на свете, могут причинить боль».

– Слушай, а почему это ты вся в грязи и мокрая такая? – интересуется Орладно, когда наконец Хани удается выпутаться из моих объятий, наклоняется ко мне поближе и всматривается: удручающе потрепанный вид, страх в глазах… – Что с тобой творится?

Как поведать лучшему другу о том, что только что, в разгар грозы, выкопала из-под дуба скрипку своего покойного отца? Никак. Особенно если лучший друг – агностик, влюбленный в науку. Орландо не любит разговоров о сверхъестественном. Вот бабушка у него – страшно суеверная. А сам он издавна и подчеркнуто держится подальше от всего, что не может быть объяснено рационально.

– Мусор выносила и упала в лужу, – вру торопливо первое, что на ум пришло. – Пойду переоденусь.

И, раньше чем у него возникнут новые вопросы, убегаю из гостиной, хотя чувствую: он провожает меня неверящим взглядом. Но есть и еще одна пара глаз, которая следит пристальнее и зорче, чем глаза Орландо, видит глубже, чем доступно ему, и я… я не знаю, чьи это глаза.

Надеюсь, что папины, но не думаю. Уже не его.

Поскольку точно уверена: в ванной со мной говорил именно папа и предупредил меня. Я не слушала тетю Ину, не слушала Джесса, но его должна послушать. А что он сказал? Он сказал: есть привидения, которые захотят утянуть меня за собою в ад. И я еще не готова противостоять им.