Песнь призрачного леса

Остаюсь лежать в кровати и смотреть вверх, представляя себе, что наш побеленный потолок крыт не штукатуркой, а посыпан чистым-чистым песочком утреннего пляжа, сразу после отлива, без грубых следов от ног отдыхающих или шин проехавших недавно автомобилей. Вот так и сегодняшний день простирается передо мной – прекрасным участком первозданной, дикой природы, еще не тронутой моими собственными ошибками и решениями. Если не подниматься с постели, не выходить из комнаты, он таким и останется. Открытой поляной неиспользованных возможностей…

Потом до меня доносятся звуки реального мира – мама грохочет на кухне посудой, вполголоса разговаривает с Хани, а та, поглощая (видимо) завтрак, между глотками чая напевает алфавит на мелодию песенки.

Усилием воли чуть ли не за шкирку вытаскиваю себя из кровати. Пальцами ног взрыхляю воображаемый песок на полу. Если не собраться, не взять себя в руки сейчас, Джесс останется в застенке навеки. От меня проку не слишком много, но другой подмоги ему ждать неоткуда.

– Мама, я хочу навестить Джесса, – выпаливаю, набравшись наконец храбрости выползти на кухню. – Почему мы к нему до сих пор не ходили?

Лично мне понятно только, отчего я сама раньше не поднимала этой темы – боялась выдать себя. Показать сомнение на лице. Или даже, пожалуй, получить в результате такой встречи еще больше поводов для них. Но мама-то, мама почему не идет?

Она устало моргает из-за своей чашки с дымящимся кофе. Все в том же вчерашнем махровом синем халате.

– Он заявил, что не желает меня видеть.

Конечно. И теперь я точно знаю почему. Брат все эти годы не мог простить ей измены папе с Джимом. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала о вчерашней беседе с привидением своего второго мужа? Обо всем, что оно мне наговорило. Не уверена, есть ли хоть доля правды в его намеках насчет Джесса, но об их делах с мамой дух точно не солгал. Мне бы, наверное, тоже впору пылать гневом. Но, боже, у нее с утра такой вид – потерянный, усталый, – что даже мысль о том старом грехе вызывает скорее жалость к бедняжке.

– Со мной поговорить он не откажется, держу пари. – Неповрежденной рукой машинально отщипываю куски от пончика с сахарной глазурью у нее на тарелке.

– Нет, одной тебе нельзя. Тогда придется мне идти с тобой. – Она решительно ставит чашку и легонько шлепает меня по ладони. – И хватит ковыряться в чужой еде. Вон на стойке целая упаковка: бери сколько угодно.

– Может, взять тетю Ину? – Стряхиваю с пальцев сахарную пудру.

Мама склоняет голову набок и бросает на меня свой фирменный скорбный взгляд под кодовым названием «ах, не питайте ложных надежд».

– Твоя тетя даже за продуктами сходить не в состоянии.

– А я все-таки ей предложу. Она в списке тех, кому разрешены свидания, есть?

– Нет, но можно вписать.

– Впишешь, ладно?

– Хорошо. – Мама резким движением откидывает челку со лба. – И все, хватит приставать, дай спокойно кофе допить. И позавтракай уже, ради бога. Вид у тебя – краше в гроб кладут.

Видимо, о вчерашней ночи она решила вовсе не говорить. Или просто еще сил не набралась и готовится приступить к разговору, вдоволь накачавшись кофеином. Что ж, я, во всяком случае, не намерена ждать выяснения этого вопроса.

Целую Хани в растрепанную макушку и удаляюсь в коридор – соорудить что-нибудь из собственных нечесаных волос.

* * *

Автобус неторопливо подкатывает к школе. Я ищу глазами Седара, но вместо него сразу натыкаюсь на Сару – стоит, прислонившись спиной к стене административного корпуса, и задумчиво постукивает по кирпичной кладке подошвой высокого синего конверса. На ней – веселенькая фирменная футболка с логотипом детского летнего лагеря, составляющая странный контраст насупленному выражению лица и угрюмо скрещенным на груди рукам. Завидев ее, я сразу расплываюсь в невольной улыбке, но одновременно и ощущаю укол в сердце. Вчера она спасла меня. Спасла от настоящей гибели, сделала то, что не под силу никому другому, – должно же это что-то значить. Не просто же так…

– Привет, – говорю.

– Седар сейчас подойдет, – поспешно сообщает Сара.

– А-а. Значит, вы с ним уже… говорили?

– Парой слов перекинулись, – пожимает плечами она.

– Спасибо тебе… что пришла вчера на выручку. Не оставила меня. – Ловлю ее взгляд, в нем – тревога и усталость, но и только. То, другое, более сильное чувство, сверкнувшее в нем вчера, за остаток ночи исчезло.

– Я… никогда тебя не оставлю, – обещает девушка, запинаясь, и опять-таки выходит не так пылко, как вчера, но убедительно. Твердо. – Ты мой лучший друг.

Лучший друг. Что ж, и на том благодарить следует, счастлив тот, у кого есть такой друг, но все же… трудно отбросить, прогнать из головы назойливую мысль: все могло бы быть между нами иначе, все могло бы получиться, если бы не… Если бы все пошло иначе с самого начала. Удивительно: даже теперь, когда тень Черного Человека по-прежнему нависает надо мной, когда Джесс на волоске от тюрьмы, мысль «Сара навсегда потеряна» для меня – как удар кованым сапогом в живот.