Песнь призрачного леса

– Это же и твой дом. Как был, так и остался. Можешь в любое время приводить сюда друзей. Но вот опять играть, так скоро после… этого? Ты на пальцы свои посмотри.

Они наглухо заклеены Ханиными детскими пластырями с мультяшными картинками – в таком виде действительно музицировать трудно. Но важнее другое: готова ли я снова взять в руки скрипку, даже обыкновенную, свою, после вчерашней ночи, после изнурительной борьбы с ненасытным, холодным, как сама смерть, Черным Человеком? Что ж, если где и готова, то только в этом доме, среди привидений, знакомых с детства.

– Справлюсь! – обещаю я, но тетю это явно не убеждает.

Первыми прибывают наши близнецы, и Седар, едва переступив порог, сразу крепко сплетается со мной пальцами. Тетя Ина со значением вскидывает бровь – я в ответ смотрю на нее примерно так, как мама на меня, когда сердится.

– Не дом, а долбаный страшный сон на фундаменте, – выпаливает Роуз, еще не замечая тети Инны. – На всем чертовом Юге жутче места не найти. – Тут ее брат деликатно откашливается, и она спохватывается. – Ох. Простите. Я…

Тетя рассыпается веселым смехом.

– О, это точно. Жуть жуткая. Кругом полно духов. Но мне нравится.

Глаза гостьи прямо-таки расширяются от восторга, и, не успеваю я даже представить ее папиной сестре, как они вместе отбывают на экскурсию по «заколдованному дому».

Оставшись наедине с Седаром, тяну его за собой в гостиную и усаживаю на древнюю, видавшую виды тахту. Моей ладони он не выпускает. Более того – другой рукой сразу начинает гладить по щеке, по волосам… Наконец большой палец касается уголка губ – тут уж мне поневоле приходится заглянуть ему в глаза.

– Девочка моя, – шепчет он. – Дубравушка. Шейди Гроув. Как же я за тебя вчера испугался.

При этих словах передо мной словно опять возникает омерзительная, зловещая тень Черного Человека. Инстинктивно придвигаюсь к Седару поближе. Боже, какие же у него зеленущие глаза, какие угольно-черные ресницы. Под них тянет нырнуть и плескаться там, остаться навсегда, смыть все беды и невзгоды этой ужасной жизни. Подаюсь вперед и целую, целую, впитываю без остатка весь его аромат. А когда слегка отстраняюсь, вижу его сонную улыбку. Видимо, я действую на него как наркотик – погружаю в мечтательно-экстатическое состояние.

– М-м-м… – протягивает он.

Стучат в парадную дверь. Неохотно встаю открывать. На крыльце, в ореоле вечерних сумерек – Сара и Орландо. Парень поглощен танцем крупного коричневатого мотылька, порхающего вокруг наддверного фонаря, а девушка неотрывно глядит не меня.

– А вот и моя доблестная спасительница, – пытаюсь сразу принять шутливый тон. Выходит не очень.

Она изображает губами нечто отдаленно напоминающее улыбку и торопливо теребит за локоть Орландо.

– Давай уже, входи. Мотылька можешь с собой прихватить.

– Самый обычный Epimecus Ortaria[74]. Ничего интересного, – бормочет он себе под нос, однако заботливо накрывает бабочку ладонями и уносит подальше от губительного электрического света, в глубину помещения.

Сара, снисходительно покачивая головой, тащит за ним его брошенную на пороге гитару.

Все вместе мы устраиваемся в гостиной – я и Седар на тахте, Роуз, завершившая тур по «замку с привидениями», – в глубоком мягком кресле, Сара с Орландо на полу. Тетя Ина осталась на кухне, делает вид, что печет пироги, но на самом деле, полагаю, просто «греет уши».

Роуз извлекает из футляра свое маленькое банджо и принимается, ловко бегая пальцами по струнам, довольно лениво перескакивать с одного мотива на другой. Все молчат.

– Ну, так что… – начинает Седар, но тут опять кто-то барабанит в дверь.

Роуз, поднимаясь на ноги, издает драматический вздох.

– Никогда этот паршивец не является вовремя. – И сама отправляется открывать, а Сара нервно елозит на месте, то скрещивая, то вновь разнимая руки. Стоит ей оказаться в одной комнате с Роуз, она всегда начинает трепетать, как осенний листок на ветру. Такая беззащитная, хрупкая… Бедная. Я решительно пересаживаюсь от Седара к ней на пол. Плечи наши совсем рядом. Но не соприкасаются. Я за этим слежу. По другую сторону от нашей общей подруги Орландо наблюдает за путешествием бабочки по тыльной стороне его ладони.

Кеннета я замечаю, лишь когда он плюхается на только что оставленное мной место возле Седара, оглядывает по очереди всех собравшихся, кроме меня, и бодро замечает:

– Надо же, как у вас весело. Умеете, вы, ребята, создать атмосферу тлена и умирания – никаких привидений не надо.

В ответ никто не смеется – кроме тети Ины на кухне. Зачем он вообще пришел? Ведь наверняка, если не ненавидел меня раньше, теперь точно ненавидит. Что хочет доказать? Или надеется вынюхать, что именно сказал его отец? Ну что ж, это понять можно. Не виню.

– Вообще-то мы собрались здесь потому, – спокойно поясняет Седар, – что вчера ночью Шейди провела сеанс связи с призраком своего отчима, и… прошел он не слишком хорошо. – Он останавливает обеспокоенный взгляд на мне и как будто ждет реакции. – Шейди, может, расскажешь всем поподробнее, как было дело?