Песни и стихи. Том 1

Заработал я на Ваче

Сто семнадцать трудодней.

Посчитали, отобрали

За еду, туда-сюда,

Но четыре тыщи дали

Под расчёт — вот это да!

Рассовал я их в карманы,

Где и рупь не ночевал,

И поехал в жарки страны,

Где конфеты, рестораны,

Позабыть, как бичевал.

Выпью, там такая чача,

За советчика-бича.

Я на Вачу ехал плача,

Еду с Вачи хохоча.

Проводник в преддверьи пьянки

Извертелся на пупе,

Тоже и официантки,

И к тому ж на полустанке

Села женщина в купе.

Может, вам она как кляча,

Мне так просто в самый раз.

Я на Вачу ехал плача,

Еду с Вачи веселясь.

Слово за слово, и Валя,

Как узнала про рубли…

То да сё, да трали-вали…

Сотни по столу швыряли —

С Валей вместе изошли.

С нею вышла незадача,

Я и это залечу,

Я на Вачу ехал плача,

Еду с Вачи — хохочу.

Суток шесть, как просквозило,

Море, вот оно стоит.

У меня что было — сплыло,

Проводник воротит рыло

И за водкой не бежит.

Рупь последний в Сочи трачу,

Телеграмму накатал:

«Шлите денег — отбатрачу,

Я их все прохохотал».

Где вы, где вы, рассыпные?

Хоть ругайся, хоть кричи,

Снова ваш я, дорогие,

Бодайбинские, родные,

Незабвенные бичи.

Мимо рта проносят чачу,

Мимо носа алычу.

Я на Вачу еду — плачу,

Над собою хохочу.

ДОРОЖНАЯ ИСТОРИЯ

Я вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом,

С людьми в ладу, не понукал, не помыкал.

Спины не гнул, прямым ходил, и в ус не дул, и жил, как жил,

И голове своей руками помогал.

Но был Донос и был навет. Кругом пятьсот и наших нет.

Был кабинет с табличкой «Время уважай!»

Там прямо без соли едят, там штемпель ставят наугад,

Кладут в конверт и «посылают за Можай».

Потом «зачёт», потом домой, с семью годами за спиной:

Висят года на мне — ни сбросить, ни продать.

Но на начальника попал, который бойко вербовал,

И за Урал машины стал перегонять.

Дорога, а в дороге МАЗ, который по уши увяз.

В кабине тьма, напарник третий час молчит.

Хоть бы кричал, аж зло берёт: назад пятьсот, вперёд пятьсот,

А он зубами «танец с саблями» стучит.

Мы оба знали про маршрут, что этот МАЗ на стройке ждут.

А наше дело — сел, поехал, ночь-полночь.

И надо ж так — под Новый год — назад пятьсот, вперёд

пятьсот,

Сигналим зря, пурга и некому помочь.

— Глуши мотор, — он говорит. — Пусть этот МАЗ огнём

горит.

Мол, видишь сам: тут больше нечего ловить.

Мол, видишь сам: кругом пятьсот, и к ночи точно занесёт,

Так заровняет, что не надо хоронить.

Я отвечаю: «Не канючь!» А он — за гаечный за ключ

И волком смотрит (он вобще бывает крут).

А что ему — кругом пятьсот, и кто кого переживёт,

Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.

Он был мне больше, чем родня, он ел с ладони у меня,

А тут глядит в глаза — и холодно спине.

А что ему — кругом пятьсот, и кто там после разберёт,

Что он забыл, кто я ему, и кто он мне.

И он ушёл куда-то вбок, я отпустил, а сам прилёг.

Мне снился сон про наш весёлый наворот:

Что будто вновь кругом пятьсот, ищу я выход из ворот,

Но нет его, есть только вход, и то не тот.

Конец простой — пришёл тягач, и там был трос, и там был

врач,

И МАЗ попал, куда положено ему.

И он пришёл, трясётся весь… А там опять далёкий рейс.

Я зла не помню, я опять его возьму.

РЯДОВОЙ БОРИСОВ

«Рядовой Борисов?» «Я!» «Давайте, как было дело».

«Я держался из последних сил.

Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело.

Только я его предупредил.

На первый окрик «Кто идёт?» он стал шутить.

На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»

Я чуть замешкался и, не вступая в спор,(Припев)

Чинарик выплюнул и выстрелил в упор».

«Бросьте, рядовой, давайте правду, вам же лучше.

Вы б его узнали за версту».

«Был туман, узнать не мог — темно, на небе тучи.

Кто-то шёл, я крикнул в темноту».

Припев

«Рядовой Борисов, — снова следователь мучил,—

Попадёте вы под трибунал.»

«Я был на посту, был дождь, туман, и были тучи,—

Снова я упрямо повторял.

Припев

Год назад — а я обид не забываю скоро —

В шахте мы повздорили чуток.

Правда, по душам не получилось разговора —

Нам мешал отбойный молоток.

На крик души — оставь её — он стал шутить.

На мой удар он закричал: «Кончай дурить!»

Я чуть замешкался, я был обижен, зол.

Чинарик выплюнул, нож бросил и ушёл.

Счастие моё, что оказался он живучим.

Ну а я, я долг свой выполнял.

Правда ведь, был дождь, туман, по небу плыли тучи.

По уставу правильно стрелял.

Припев

ЧЁРНОЕ ЗОЛОТО

Не космос — метры грунта надо мной,

И в шахте не до праздничных процессий.

Но мы владеем тоже неземной

И самою земною из профессий.

Любой из нас, ну чем не чародей,—

Из преисподней наверх уголь мечет.

Мы топливо отнимем у чертей,

Свои котлы топить им будет нечем.

Взорвано, уложено, сколото

Чёрное, надёжное золото.

Да, сами мы, как дьяволы, в пыли,

Зато наш поезд не уйдёт порожним.

Терзаем чрево матушки-земли,

Но на земле теплее и надёжней.

Вот вагонетки, душу веселя,

Проносятся, как в фильме о погонях.

И шуточку «Даёшь стране угля!»

Мы чувствуем на собственных ладонях.

Припев

Воронками изрытые поля

Не позабудь и оглянись во гневе,

Но нас, благословенная земля,

Прости за то, что роемся во чреве.

Да, мы бываем в крупном барыше,

Но роем глубже, голод ненасытен.

Порой копаться в собственной душе

Мы забываем, роясь в антраците.

Припев

Вгрызаюсь в глубь веков хоть на виток,