Читаем Пьесы полностью

Ч е р н о м о р д и к. Почему?

С т р у ж к и н. Юмор.

Ч е р н о м о р д и к. А-а…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Да вы усаживайтесь, усаживайтесь… И вы, молодой человек, не стесняйтесь.

Ч е р н о м о р д и к. Вы на него внимания-то особого не обращайте. Он еще, так сказать, салажонок. (Ожидает взрыва смеха, но никто не понял его.) Вообще мы, Черномордики, замкнутые, откровенно говоря…


Рассаживаются за столом.


З и н а и д а  И в а н о в н а. Вы меня извините, а все-таки редкая у вас фамилия.

М а р и н а. Своеобразная…

Ч е р н о м о р д и к. Я с Полтавщины, а у нас и похлеще фамилию отыскать можно. Откровенно говоря, просто неприличные попадаются. (Засмеялся.)

Ф е д о р. Вы, значит, всю жизнь на флоте…

Ч е р н о м о р д и к. С юнги начинал. Вы вот штатский товарищ, а правильно говорите — на флоте. А то обычно во флоте… во…

М а р и н а. А вы значит — «на»?

Ч е р н о м о р д и к. Во время войны торпедным катером командовал, потом во Владивосток перебросили. Дальше отставка по возрасту. Друзья в Москву на прогулочную посудину устроили. Хоть не море, а все вода.

С т р у ж к и н. Не ранили, не контузили?

Ч е р н о м о р д и к. Да черт его знает…

М а р и н а. Как это черт его знает?

Ч е р н о м о р д и к. В общем, в госпиталях не валялся. Так что не жалуюсь — крепкий я еще боровичок.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч (прерывая неудобную паузу). Чай у всех налит? Итак, дорогие друзья, мы снова все вместе в этот метельный вечер двадцать седьмого февраля. В день, который надолго, если не навсегда, вошел в историю русской культуры. (Черномордику и Валерию.) Двадцать седьмое февраля мы всегда отмечаем в узком семейном кругу, рядом с его кабинетом. Потому что ровно шестьдесят восемь лет назад… Из небольшого заштатного городишка Торжка в Москву прибыл молодой, еще никому не известный Евлампий Кадмин.

Ч е р н о м о р д и к. Я специально проработал его произведение. Трогательные письма ваш отец составил.

М а р и н а. А вы читали, Валерий?

В а л е р и й. Да у меня… сборы.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. От Торжка на перекладных, а холода стояли. Пурга. Где-то тулуп раздобыл. До самых пят.

В а л е р и й. Дубленочка.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Да, что-то вроде. И большая заячья шапка. А уж от Твери на поезде, третьим классом. Мечтал в университет поступить.

Ч е р н о м о р д и к (встал). Пользуясь удобным случаем… И день у вас памятный, и встреча наша первая. Разрешу себе… (Разворачивает сверток.) Вот это дело покрепче, чем чай. (Ставит на стол бутылку коньяка.) Так сказать, старлей… Армянский.


Пауза.


М а р и н а. Ну вот… Как в воду глядела.

Н и н а. А! Была не была… Папа, нарушим традицию. Тяпнем по маленькой…

С т р у ж к и н (задумчиво)

. Нина Антоновна… Черномордик…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Вы взрослые люди. Сам я почти не употребляю.

Ч е р н о м о р д и к. Пятьдесят капель для расширения сосудов?

М а р и н а. А вы, значит, употребляете?

Ч е р н о м о р д и к. Люблю, откровенно, отраву эту проклятую. (Разливает по рюмкам.) Только моему охламону нельзя — действительно сборы.

Ф е д о р. Да нет, мне не в фужер, а в рюмку.

Ч е р н о м о р д и к (обвел всех повеселевшими глазами). Ну… Поехали! (Посмотрел на Стружкина и рассмеялся.)

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Нет, нет, нет… Прежде мы пойдем в кабинет отца. Просто постоять у его стола. Кстати, и Виктории еще нет.

Ф е д о р (Марине). Почти ночь, а нашей дочери нет дома.

М а р и н а. Какая ночь, восьми еще нет.

Ч е р н о м о р д и к. Мой — такой же. Слава богу, их на сборах хоккейных во как держат.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Зинаида, гаси электричество. (Удивленному Черномордику.)

Нужно, чтобы обязательно были свечи.


Шествие возглавляет Антон Евлампиевич с большим канделябром, за ним Федор, Марина, чуть позади Черномордик и Валерий. Нина и Стружкин остались в столовой.


А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Осторожно, капитан, здесь порожек.

М а р и н а (Федору). Как хорошо — пахнет свечами и ванильным тортом…


Федор целует ее.


А н т о н  Е в л а м п и е в и ч (воодушевляется). Вон стол, за которым работал Евлампий Николаевич…

В а л е р и й (после паузы). Вы говорили, он шибко бедный был, а квартирка-то у вас… Или это тогда бедностью называлось?

Ч е р н о м о р д и к (опешил от наглости Валерия). А он, значит, и морским делом увлекался… (Показывает на водолазный шлем.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное