Пьесы

На детском кладбище.

Маленькие могилы. Маленькие кресты. На заднем плане — свежевырытая могила, куча земли возле нее.

Сцена пуста. Слева входит шестилетняя девочка с маленькой лейкой, опускается на колени перед одной из могил и начинает полоть сорную траву. Фалькенауге, Ганс и Теобальд Клеттерер, который несет большой крест, входят слева. На каждом из них — очень плохо сшитый фрак. Они в высоких старых цилиндрах. Останавливаются у рампы.

Ганс(продолжая). Но когда Карл умер, госпожа Фирнекес упала в обморок. Поэтому господин Фирнекес тоже не может прийти на похороны. Он должен оставаться с ней. Она день и ночь сидит возле опустевшей корзины, в которой спал Карл, и плачет, плачет, плачет…

Фалькенауге. Если бы мы не пришли, на похоронах Карла вообще никто не стоял бы у могилы. Это было бы уж слишком грустно.

Теобальд. И мы будем петь у могилы в благодарность за работу. Мы же ему еще не платили.

Ганс(фрак ему узок, короток, рукава чуть ли не до локтя.) Нам нужно поскорее заплатить господину Фирнекесу за работу. (К Фалькенауге.)

Говорю тебе в последний раз — отдай мне твой фрак и надень мой.

Фалькенауге(во фраке до пят, рукава до кончиков пальцев.) О нет! Я не поменяюсь, мой фрак великолепен.

Ганна, в черном платьице, входит слева и направляется к мужчинам. Здоровается вполголоса.

(Взволнованно.) Да где же Оскар? Где это он застрял?

Ганна. Отец уехал сегодня рано утром.

Фалькенауге. Господи боже! Куда же это он?

Ганна. В Оксенфурт!

Фалькенауге

. Ну и ну! Да без него мы не сможем петь!

Слева входит в черном костюме Томас, здоровается, кладет руку на плечо Ганны. Ганна быстро отодвигается.

Томас. Давай мириться?

Ганна отворачивается и отходит на несколько шагов от Томаса.

Фалькенауге(взволнованно). Оскар не придет. Не придет.

Шестилетняя девочка

(поднимает глаза, встает, подходит к Фалькенауге, берет его за рукав и делает книксен). Слава Иисусу Христу! (Уходит налево.)

Ганс. Получил! Девочка думает, что ты священник… В этом широченном одеянии…

Оскар(быстро входит слева). Я пришёл вовремя. Еле успел надеть фрак! Потом забежал к господину Фирнекесу. Госпожа Фирнекес совсем плоха. Она выплакала себе все глаза.

Фалькенауге. Слава богу, что хоть мы здесь! Представьте себе — ни одной души у могилы!

Ганна(подает руку Оскару). Здравствуй, папа!

Оскар. Здравствуй, детка.

Ганс

. А теперь рассказывай! Как дела? Что сказал хозяин «Золотого ягненка» в Оксенфурте?

Оскар. Он согласен, чтобы мы выступали у него в зале и брали по тридцать пфеннигов за вход, но он позволяет нам петь только по две или по три короткие песни, потому что клиенты выпьют слишком мало пива, если мы будем выступать дольше. Ведь пока мы будем петь, официанты не смогут разносить пиво. Понятно?

Ганс. А на сколько мест этот зал?

Оскар. Ну, может быть, мест на шестьдесят! Это же не настоящий зал.

Ганс. Шестьдесят раз по тридцать пфеннигов — это восемнадцать марок. Да одна дорога в Оксенфурт и обратно стоит больше, чем мы получим. Вот это заработок!

Оскар. Но ведь Оксенфурт только начало. Когда мы будем выступать в крупных городах, дорогой мой, денег у нас будет больше. В Дрездене, Лейпциге, Гамбурге, во Франкфурте, в Дюссельдорфе, Мюнхене. В крупных городах мы сможем брать дороже за вход.

Ганс. Как же, возьмем! В больших городах, например в Берлине, только и ждут, когда мы приедем. Говорю вам, будет скандал. В больших городах публика не станет зря платить деньги.

Оскар. Ты все видишь в черном свете.

Теобальд. Предлагаю спеть в Оксенфурте первым номером «На родину вернуться я хочу».

Ганс. Да мы сроду никуда не уезжали.

Оскар. Помните, как мы пять лет назад были в вюрцбургском городском театре. Что тогда ставили?

Ганс. «Гамлета» Шекспира! Мы кое-что получили за свои деньги — представление длилось три часа.