Я а г у п
М э э л а. А мне все-таки жаль, что он не приехал… Да, очень жаль. Как было бы чудесно провести всю зиму под одной крышей с художником, разговаривать, спорить… Искусство всегда интересовало меня. Для чего я все последнее время столько читала? Даже газеты за несколько лет перерыла…
Я а г у п. Никто не принуждал тебя.
М э э л а. Боялась, вдруг покажусь ему глупой.
Я а г у п. Велика беда!
М э э л а. Его приезд был бы для меня большим счастьем…
Я а г у п. Глупая! Если бы ты его знала…
М э э л а. Я знаю!
Я а г у п. Ты и в самом деле глупая… как и все женщины!
М э э л а. Что знаешь ты о женщинах? Я не понимаю — если ты ненавидишь Адама, считаешь врагом, почему давно не сжег его портрет?
Я а г у п
М э э л а. Какая красивая женщина… Кто это?
Я а г у п. Мария.
М э э л а. Мария?..
Я а г у п. Это мать твоего мужа.
М э э л а. Мать моего мужа… Какие глаза! Они словно живут… Отчего у нее такое выражение лица — на губах улыбка, а в глазах отчаяние?..
Я а г у п. Он.
М э э л а. О, Адам — большой художник… действительно большой художник!
Я а г у п. Не знаю. Он большой бабник, вот это я знаю. У него столько внебрачных детей, что, вероятно, он и сам потерял им счет.
М э э л а. Может, это сплетни?
Я а г у п. Адам — последний мерзавец! По крайней мере по отношению к Марии…
М э э л а. Но… кем была тебе Мария?
Я а г у п
М э э л а. И ты пустил?
Я а г у п. Он прожил у меня несколько месяцев… Адам был веселый малый, он нравился мне тогда… и, к несчастью, еще больше — Марии.
М э э л а. К несчастью?..
Я а г у п. Они оба были молоды, я же лет на пятнадцать старше Марии и такой… обыкновенный.
М э э л а. Обыкновенный?
Я а г у п. Возможно, я был чересчур неуклюж и суров…
М э э л а. Да?..
Я а г у п. Адам шутил, смеялся… В ту пору он не пил. Теперь пьет. И чем больше пьет, тем большей скотиной становится.
М э э л а. Правда?..
Я а г у п. Он замечательно рисовал цветы. Вот тут, на косяке, он нарисовал для Марии белую розу. Все думали, что это живой цветок. Даже росинки были видны…
М э э л а. А где эта роза теперь?
Я а г у п. Вырубил топором… Ведь Адам отнял у меня Марию.
М э э л а. Этот самый Адам?
Я а г у п. Этот самый…
М э э л а. Но ведь и Адам должен был понять это!
Я а г у п. Адам, дурачась, тоже сказал Марии: «Когда-нибудь, дорогая Мария, мы сами будем сидеть здесь втроем — ты, я и маленький Килль! Ибо своего сына я назову только Киллем!»
М э э л а. Килль?
Я а г у п. Килль.
М э э л а. Его — не ударила…
Я а г у п. Когда я наконец понял, что Адам уж больно пришелся ей по душе, было уже поздно.
М э э л а. Значит, Мария…
Я а г у п. Я был вспыльчив и все испортил. Ее жизнь и свою… Боялся, что она навсегда откажется от меня, — тогда-то и пришла эта мысль — сделать так, чтоб она меня полюбила.
М э э л а. Что же ты, сумасшедший, сделал?..
Я а г у п. Взял и смастерил ей подарок — нож с рукояткой из козьего рога…
М э э л а. Но почему все-таки — нож?.. Другой принес бы цветы.
Я а г у п. Здесь, в лесной глуши, цветы у молодой женщины могут быть и не быть, а нож нужен… Я протянул ей подарок и сказал: «Хотя ты и бессовестно далеко зашла с этим Адамом, однако я все прощу тебе, если пообещаешь не иметь больше с ним дела».
М э э л а. С твоей стороны это было нехорошо…
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги