А д а м. Вы остроумны, как живая газета. К счастью, я не поэт!
М э э л а. Я говорю не только о поэзии. И разве так важно, к какому жанру относятся опубликованные нелепицы? Я хочу лишь сказать, что печатать нелепицу может только… крайне неумный редактор.
А д а м. Да, творчество — это порой довольно-таки непонятное явление… Но вы не станете отрицать, что художнику гораздо легче скрыть свою глупость — напускную или явную, — чем, скажем, писателю?
М э э л а. Не согласна. Недавно у нас была экскурсия на художественную выставку…
А д а м
М э э л а. Наоборот. Было много хорошего, особенно графика. Но мы видели очень мало хороших картин о нашей сегодняшней жизни.
А д а м
М э э л а. О, есть замечательные! Есть художники, которые увидели красоту самого тяжелого труда и с большим мастерством передали ее. Но одна картина возмутила людей. Вы, конечно, не догадываетесь?..
А д а м. Какая?.. Погодите, погодите… Там действительно была одна… пренелепейшая. Стена жалкого дома… сломанные водосточные трубы… старые сапоги и пятна сырости…
М э э л а. Точно. Что этот художник собой представляет?
А д а м. Подражает примитивистам. Эпигон и бездарь. Реалистическая школа тотчас же разоблачила бы его. И вот этого мазилу проталкивают папины друзья.
М э э л а. Разве и в наши дни проталкивают?
А д а м. Случается. И между прочим, не только в изобразительном искусстве.
М э э л а. Да… Так нелепо видеть, так показывать нашу действительность! Не знаешь даже, как назвать это! Но скажите, а лично вы искали красоту в сегодняшней жизни? Обращались ли вы к сегодняшнему дню?.. Рассердились?
А д а м
М э э л а. Мои слова кажутся вам трескотней? Мне очень жаль.
А д а м. Ваши слова, Мээла, правильны, как газетная статья. Ваша забота о развитии живописи в Советской Эстонии трогательна. Только не в тот адрес…
М э э л а. Почему — не в тот?
А д а м. Я надеялся, что хоть в этом доме избегну подобных разговоров. Я хотел укрыться здесь… укрыться… укрыться…
М э э л а. От таких разговоров? Значит…
А д а м
М э э л а. Обиделись все-таки? Вероятно, я не очень обдуманно говорила… Простите.
А д а м. Пустяки…
М э э л а. Я?
А д а м. Вы.
М э э л а. Мешаю… Твоя информация, отец, оказалась поразительно точной.
А д а м. Информация… обо мне?
М э э л а. О вас.
А д а м. Что-нибудь нелестное?
М э э л а. Да. Судя по тому, что я слышала, вы плохой человек.
А д а м. Да, плохой…
М э э л а. Очень плохой!
А д а м. Вполне возможно… А не допускаете ли вы, что даже очень плохой человек — человек и может оказаться в беде? Право, мне стыдно… но я все-таки не уеду. Что меня ждет в городе? Просроченные договоры, всякие другие неприятности…
М э э л а. Но почему же вы не выполняете свои обязательства?
А д а м. Почему?.. Я растерял себя. Нет у меня в последнее время сил, чтобы сосредоточиться, довести до конца начатое. Вероятно, нервы сдали… Вот и думал — возьму длительный отпуск…
Я а г у п. Здесь тебе оставаться нельзя.
А д а м. Хоть на несколько недель, Яагуп…
Я а г у п. Полагаешь, тебя не ждет там ничего хорошего?
А д а м. Ничего хорошего…
Я а г у п
М э э л а. Испугались, что вас станут критиковать?
А д а м. Боялся услышать правду. Добрые друзья посоветовали: уезжай — то-то у них вытянутся лица! Пускай обсуждают без тебя! Впрочем, и обсуждать-то тогда не станут, окаянные…
М э э л а. Окаянные?
А д а м. Хоть на несколько недель подальше от них… Снова спал бы на этих нарах… Яагуп?..
Я а г у п. Нет.
А д а м. А вы, Мээла? Тоже не разрешаете?
М э э л а. Вероятно, это может решить только Килль.
А д а м. Килль?..
М э э л а. Да! Мой муж Килль…
А д а м. Килль… Килль?!. Яагуп, как зовут твоего приемного сына?.. Неужели — Килль?
Я а г у п. Ты же слышал!
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги