Петербургский сыск. 1874 год, апрель

– При разговоре с Венедиктом у меня сложилось впечатление, что он пытается некоторые события утаить или наоборот направить в другую сторону от поисков, – сощурив глаза, начал говорить Орлов, – тем более, что одного тайного приятеля он описывая явно с Ивана Нартова, с которым был когда—то дружен убитый. И у меня вызывает сомнение, что Венедикт ни разу не бывал в квартире дяди господина Реброва.

– Получается, что одним из убийц Венедикт? – Брови Путилина поползли вверх.

– Получается, что так, – заёрзал на стуле Миша.

– Успокойся, – Иван Дмитриевич хмуро посмотрел на помощника, – вижу засвербело в одном месте. – Хлопнул ладонью по столешнице, – никак не пойму молодых. Брат же всё таки, – и подвёл черту, – надо окончательно удостовериться, что именно Венедикт был с братом.

– Иван Дмитрич, – теперь очередь удивления дошла до Жукова, – опознание статским советником, кондуктором, Селиваном, ну, этим, полицейским со станции Стрельна, – отмахнулся всё более разгорячённый Миша, – разве этого недостаточно?

Воцарилась тишина, каждый осмысливал полученные сведения, ведь в голове не могло уложиться, что юноша причастен к убийству единокровного брата.

– Каковы ваши предложения?

– Задержать и как следует допросить, – быстро проговорил Жуков.

– Я предлагаю, выяснить, чем занимался Венедикт четвёртого апреля, то есть в день убийства, по часам, а уж потом, – посмотрел на Мишу, – задерживать и, как говорит господин, – Василий Михайлович выделил, – Жуков, как следует допросить.

– Это одна сторона вопроса, но вы, господа, не забывайте о третьем участнике драмы, – напомнил Иван Дмитриевич, – если с Венедиктом мы разберёмся, то последний…

– Я думаю, – сказал Жуков и покраснел, – если Венедикта прижать, то он не станет покрывать соучастника.

– Может и будет, – вставил Орлов, – не знаю, но если начитался французских романов о чести и товариществе, то будет молчать, словно рыба.

– И то верно, но всё—таки, если догадка, – Иван Дмитриевич увидел укоризненный взгляд Жукова, поправился, – хорошо, Миша, твои доводы в виде показаний господина Степанова, кондуктора и полицейского Селивана убедительны, поэтому надо искать третьего спутника. Мне кажется, что должны они где—то встречаться. Их объединяет общая тайна и кровь.

– Установить слежку за Венедиктом, – то ли спросил, то ли предложил штабс—капитан.

– Непременно, – подвёл черту под разговором Иван Дмитриевич.

Василий Михайлович снарядил в Кронштадт Леву Шляйхера и с ним двух агентов, которых не мог видеть Венедикт в сыскном отделении.

Третьего участника драмы, конечно, надо бы разыскать, да как? Никто толком описать его не мог и притом, в таком большом городе, как столица Российской Империи, сделать это затруднительно, словно иголку в стоге сена. Скорее надо уповать на то, что брат убиенного захочет встретиться со своим подельником. Как не велико желание таиться, но внутри юношу, скорее всего, давит груз вины и захочет высказаться, взглянуть в глаза, пока неизвестному сыскным агентам, человеку.

Штабс—капитан оказался прав. Лёва с утра начал наблюдение. Ничего не обычного. Венедикт отправился в гимназию, где просидел безотлучно все занятия, несколько раз в перемены выскакивал на улицу, словно кого—то ждал, и уходил расстроенный. Вернулся и не замеченный ни прислугой, ни матерью выскользнул в шестом часу пополудни через чёрный ход из дому. Шляйхер, не взирая на опыт, едва его не упустил. Вёл наблюдение со входа, выходящего на улицу, не ожидал такой прыти от брата убитого. Что—то стукнуло в голову Лёвы: «Что я здесь прохлаждаюсь? Надо ж второй вход держать на глазах!» Только пристроился за деревянной хозяйственной пристройкой, как дверь чёрного входа отворилась и Венедикт с такой осторожностью её прикрыл, озираясь по сторонам, что Шляйхер даже дыхание затаил, не дай Бог, услышит.

Венедикт, втянув голову в плечи, проследовал до пересечения с улицей Ильменинова, там его ждал молодой человек в тёмном расстёгнутом пальто, словно бы с чужого плеча, белобрысый, но что удивило Лёву с чёрными густыми бровями.

Юноши посмотрели по сторонам, склонили головы друг к другу, пошептались. Тот, что в тёмном пальто, хлопнул Венедикта по плечу и разошлись в разные стороны. Шлейхер резонно решил, что Мякотин никуда не денется, направится в сторону дома. А вот незнакомец? Поэтому направился за ним, соблюдая осторожность. Молодой человек двинулся в сторону Петербургской улице, по ней до Бочарной, где уже не таясь, вошёл в одноэтажный каменный дом с высоким крыльцом, на которое опирались две чугунные витые колоны, окрашенные чёрной краской.

Местный дворник по имени Степан не устоял перед обаянием словоохотливого человека, который напоминал одновременно и армянина, и жидка, и татарина, и который, самое главное, выставил не только выпивку, но и закусь. При виде дармового угощения у него тоже развязался язык, и он рассказало семье, которая занимает указанный Лёвой дом.

Вечером в сыскное отделение явился один из агентов и доложил: