Петербургское действо

Шепелевъ сталъ у окна пріемной и не спускалъ глазъ съ государя и маски, сидвшихъ въ сосдней гостиной. Бесда ихъ, оживленная и неумолкаемая, длилась долго, но разслышать онъ не могъ ни слова. Она говорила по-нмецки то страстно, съ жаромъ, то тихо, почти шепотомъ и иногда будто разсказывала что-то. Государь молчалъ и, очевидно, внимательно слушалъ.

Два раза прошла мимо нихъ и мимо Шепелева графиня Воронцова, съ измнившимся и пунцовымъ отъ гнва лицомъ…. Она ревновала и даже безпокоилась на счетъ этой красивой незнакомки….

Государь вдобавокъ даже не замчалъ ея… Такъ внимательно слушалъ онъ, что говорила эта «Ночь».

Наконецъ, они поднялись и, пройдясь по гостинной, двинулись прямо къ окну, гд стоялъ Шепелевъ.

Юноша немного посторонился и слегка вытянулся. Не смотря на легкое смущеніе и даже робость близости государя, онъ не могъ снова не подумать, любуясь на «Ночь»:

«Какой костюмъ!.. И какъ, должно быть, собой-то хороша. Вотъ царямъ-то на свт какъ живется! Скажи онъ одно слово и она… его…»

— Нтъ, ты мн скажи правду! воскликнулъ государь по-нмецки, приближаясь въ Шепелеву на подачу руки и какъ будто показывая ей на сержанта.

— Я вамъ уже сказала, что нахожу эти новые мундиры прелестными. Сколько вкуса! И при этомъ они удобны, говорила маска, тоже по-нмецки, но съ страннымъ звукомъ въ голос, будто слегка картавя. — Вотъ, напримръ, этотъ мундиръ. Какой это мундиръ, ваше величество?

И вдругъ маска остановилась, фамильярно задерживая своего собесдника.

Государь, довольный, что тэма разговора умной, заинтриговавшей его маски перешла на боле простой предметъ, и вдобавокъ его любимый, повеселлъ еще боле.

— Это преображенскій. Прежде были зеленые длиннополые кафтаны. Красивъ ли онъ?

— Конечно. Очень красивъ… И удобенъ! Я думаю, сами офицеры съ этимъ согласятся. Господинъ офицеръ! вдругъ обернулась «Ночь» къ Шепелеву, еще боле картавя, — вы, вроятно, говорите по-нмецки, какъ вс офицеры здсь. Скажите мн, не правда-ли, мундиръ этотъ удобне стараго?

Юноша, уже смущенный до нельзя тмъ, что государь стоитъ такъ близко и смотритъ на него, теперь при вопрос, внезапно въ нему лично обращенномъ, окончательно потерялся до такой степени, что даже пробормотать ничего не могъ.

— Вдь, лучше и удобне, господинъ офицеръ? немного свысока и холодно, повторила маска по-нмецки.

— Онъ еще не офицеръ. Онъ сержантъ… разсмялся государь.

— So-o!… протянула она какъ истая нмка. — Какая же разница?.. Ну, я этого знать не могу. Вотъ вамъ, ваше величество, надо знать все это до мелочей… Я могу ошибиться, а вы не можете.

— Еще бы… Да я за сто верстъ всякій галунъ узнаю.

— Вы даже не имете права ошибаться. Это было бы неудобно и опасно для внценосца…

— Какъ? Я не понимаю. Что ты хочешь сказать? добродушно вымолвилъ Петръ едоровичъ.

— Какъ? Вы не знаете? Un monarche ne se trompe pas. Вы не знаете анекдота про короля Людовика XIV, какъ онъ однажды ошибся. Онъ перемшалъ на вечер по близорукости одного придворнаго съ другимъ и сказалъ одному барону: Voue, monsieur le duc, а тотъ отвтилъ: Merci pour cette grace, Sire!

— Ну, что жъ? разсмялся государь.

— Когда дло объяснилось, король пожалъ плечами, разсердился, но прибавилъ: Un monarche ne se trompe pas! и прибавилъ: Ramassez le duc… monsieur! Съ тхъ поръ этого придворнаго иначе не звали какъ наоборотъ: le duc, monsieur.

— Ramassez! Вотъ это я люблю. Какъ если бы онъ потерялъ что-нибудь! громко разсмялся Петръ едоровичъ.

— Вотъ вамъ, властителямъ, ошибаться и нельзя. Если бы вы сказали этому сержанту: господинъ офицеръ! то онъ бы имъ и былъ, какъ бы по закону… A вамъ бы, господинъ преображенецъ, было бы очень пріятно, если бы не я, а его величество такъ ошибся! уже отчасти ласково обернулась «Ночь» къ юнош. — Очень сожалю, что мои слова не имютъ силы закона… A какъ это должно быть пріятно имть эту власть?

Государь двинулся дале, тихимъ шагомъ. «Ночь» болтала безъ умолку, оживленно и кокетливо.

— Ваше величество, вдругъ выговорила она. — Сдлайте какъ одинъ монархъ, въ одной сказк… Онъ передалъ на пять минутъ свою власть одному нищему…

— Это глупо…

— Нтъ, это очень мило… въ сказк. Нищій въ пять минутъ сдлалъ столько добра, сколько монархъ за всю жизнь не сдлалъ… Вотъ если бы и ваше величество… дали мн вашу власть только на одну минуту…

Государь остановился, разсмялся, потомъ хотлъ снова двинуться, но маска сильне оперлась красивой, обнаженной рукой на его руку и, граціозно наклоняясь съ нему всмъ бюстомъ и своими изящными плечами, шепнула почти страстно:

— Я не шучу… Дайте…

Женщина эта, ея голосъ, снжная красота этихъ плечъ и рукъ, корсажъ платья, который слегка отсталъ при ея движеніи, еще боле обнажая ея грудь… не могли не подйствовать на всякаго.

— Дайте, дайте! шептала она, все ближе наклоняясь, и ея страстный лепетъ звучалъ ребячески наивно.

— Изволь… не выдержалъ государь. — На минуту по часамъ… Но что ты сдлаешь?

— А? Увидите! Три вещи. Но даете ли вы мн честное слово, что все будетъ исполнено.

Государь колебался и вдругъ выговорилъ:

— Даю… Это даже любопытно.