— Поцлуйте руку! вымолвила Маргарита шутливо-грозно. — Это невжливо… Еще разъ, господинъ офицеръ.
Шепелевъ повиновался и, касаясь губами ея руки, онъ вдругъ внезапно будто… не разумомъ догадался, не душой проникъ, а просто всми фибрами своего существа ясно почувствовалъ, что стоящая предъ нимъ — она, „Ночь!“ Вдобавокъ отъ этой руки повяло тми же знакомыми духами, и этотъ запахъ въ одинъ мигъ воскресилъ предъ нимъ всю уборную дома Гольца и все то, что теперь сводило его съ ума.
— Ну-съ, садитесь. Довольны ли вы вашимъ чиномъ? вымолвила Маргарита, усаживаясь на диванъ и оправляя складки своего халата.
— Да. Благодарю васъ… Но мн не до этого…
— Вы должны сегодня же похать и поблагодарить Эмилію; еслибъ не она, то вы никогда не были бы офицеромъ, т. е. были бы имъ чрезъ пять лтъ.
И Маргарита длала видъ, что не замчаетъ широко раскрытыхъ изумленныхъ глазъ Шепелева.
— Графиня, я васъ прошу прежде всего прекратить эту пытку. Я не могу… Да я и не понимаю ничего! Что это? Игра? забава? Можно-ли играть тмъ, что для людей должно быть всегда свято. Скажите мн… прямо и сейчасъ.
— Что? Я васъ не понимаю.
— Ахъ, Боже мой! Вы были одты „Ночью“? Вы были въ уборной. Вы или нтъ?..
— Нтъ, Эмилія. Мой лучшій другъ, съ дтства…
— A я говорю, что это были вы, что никакой Эмиліи на свт нтъ! почти вспыльчиво произнесъ Шепелевъ. — Скажите зачмъ эта комедія? Зачмъ вамъ нужно мучить меня? Или вы хотите, чтобы все это такъ и кончилось, чтобы наша, наша… ну, наше знакомство — на этомъ и оборвалось, то…
— Я васъ не понимаю. Эмилія мн говорила, что…
— Довольно, графиня, Я знаю, что это вы… Я чувствую это… Я голову сейчасъ за это отдамъ. Вы не сознаетесь. Стало быть, для васъ — это не святое чувство, а забава, потха. Нынче одинъ, завтра другой, а тамъ и третій… Фленсбургъ, Орловъ, Пассекъ… самъ Гольцъ!..
— Какъ вы смете это говорить! съ чувствомъ вымолвила Маргарита, и лицо ее вспыхнуло.
— Про что? Что говорить?! воскликнулъ радостно Шепелевъ. — Про что я говорю? Если это Эмилія… то почему же вы оскорбляетесь… Стало быть, вы знаете…
— Эмилія мн во всемъ призналась… Я нахожу это безуміемъ… но что же длать…
— Такъ вы не хотите сознаться! Стало быть, всему конецъ… Это, какъ тотъ поцлуй… выходка, которая не должна имть никакихъ послдствій! Это ужасно! Это даже безчеловчно! съ отчаяніемъ въ голос произнесъ Шепелевъ.
Маргарита молчала и, задумавшись, будто колебалась.
— Ну, такъ прощайте, графиня! Пожалете вы меня, когда будетъ поздно…
И слезы выступили на глазахъ юноши. Онъ провелъ рукой по измнившемуся лицу и выговорилъ глухо:
— Я надюсь, что у меня хватитъ силы…
Маргарита пристально глядла на его красивые глаза. Она замтила искренность и почти наивность чувствъ, которыми звучали его слова.
— Нельзя! нельзя! бормоталъ онъ самъ себ. — Да и зачмъ?.. Лучшаго не будетъ ничего въ жизни… Но помните, графиня, никогда никто не будетъ любить васъ, какъ я люблю. Прощайте…
— Что же вы хотите длать?
— Я хочу… Я попробую застрлиться…
— Какой вздоръ. Никогда вы этого не сдлаете. Полноте, мой милый ребенокъ.
Шепелевъ взглянулъ на Маргариту печально, но спокойно и тихо вымолвилъ:
— Не знаю…. Но я попробую. Я не могу такъ оставаться. Это пытка… Я думалъ… я врилъ, что это вы… Если это были не вы или даже и вы, но вы не хотите сознаться и не сознаетесь… И это такъ и останется!.. Никогда не повторится!..
Юноша восторженно всплеснулъ руками и воскливнуль:
— Зачмъ же я буду жить! Умирать надо? Надо! И скоре!..
И онъ двинулся къ дверямъ. Маргарита бросилась, догнала его и сильно схватила за руку.
— Стойте, говорила она упавшимъ отъ волненія голосомъ. — погодите… Я вамъ скажу…
И она запнулась, будто снова колебалась.
— Ну, ну… шептала она сама себ и вдругъ вскрикнула: — что-жъ тутъ длать? Святая Марія!..
— Ахъ, это слово! Это слово! воскликнулъ Шепелевъ. — Вдь оно за васъ говоритъ. Оно все говоритъ…
Маргарита вдругъ, будто съ отчаяніемъ ршимости, взяла его за руку и потянула въ свою спальню-гостиную.
— Ну, вотъ! Гляди! Глупый, упрямый, капризный! нжно выговорила Маргарита, введя его въ комнату. — Заставилъ меня измнить моему слову! Гляди!
Шепелевъ поглядлъ по направленію ея руки и увидлъ на диван черный газовый костюмъ, а на стол кучу сложенныхъ брилліантовыхъ звздъ съ полумсяцемъ.
Онъ боялся понять, что это, наконецъ, признаніе.
— A «Ночь»! Она? Вдь вы «Ночь»? Вы?..
Маргарита, молча и слегка смущаясь, двинулась къ нему, тихо вскинула руки ему на плечи и, обвивъ его шею, припала къ нему и прильнула губами въ его губамъ. Шепелевъ вскрикнулъ слабо и прошепталъ:
— О, Маргарита! Теперь я… Да что говорить! Ничего… Не надо, не надо говорить…
IV
Маргарита понимала, что посл этого признанія дерзкій и прихотливый поступокъ ея становится роковымъ. Связь съ Шепелевымъ ставила ее въ трудное положеніе съ ддомъ и съ Фленсбургомъ. Приходилось играть и хитрить еще боле! Маргарита въ тому же не обманывала себя и предугадывала, что рано или поздно и тотъ, и другой поймутъ и увидятъ ея игру. Въ дд она теряла тогда огромное состояніе, о которомъ мечтала такъ давно, а въ Фленсбург наживала безпощаднаго врага.