Петербургское действо

— Но съ чему мы будемъ стремиться, какая наша цль? Мы до сихъ поръ говорили о томъ, что не нужно, что вредно, что надо измнить или, скажемъ, уничтожить. Но теперь позвольте спросить, что же намъ нужно и чмъ мы уничтожаемое замнимъ? Ваше величество понимаете, что вы не находитесь въ такомъ положеніи, въ какомъ была до воцаренія покойная государыня. Она была дочь Великаго Петра. Если равнять, то вы скоре въ положеніи правительницы Анны Леопольдовны.

— Конечно, заговорила Екатерина какъ бы съ искусственною поспшностью:- я такъ и понимаю.

Однако, хитрый Тепловъ понялъ и почувствовалъ въ звук ея голоса, что, говоря эти слова, она въ сущности думала совершенно иначе.

— Вы не можете быть императрицей, монархомъ, какъ иностранная принцесса. Этого за все существованіе русской земли не было и быть не можетъ. Если исключить императрицу Екатерину. Но тамъ была воля Петра… Теперь есть законное лицо, имющее права законныя на престолъ въ качеств потомка русскихъ царей. Я говорю о великомъ княз. Но такъ какъ онъ малолтній, то и онъ самъ по себ не можетъ быть монархомъ. Слдовательно, исходъ какой же? Примровъ искать не далеко, они были и есть теперь во всхъ европейскихъ государствахъ, былъ и у насъ при младенчеств Іоанна Антоновича.

— Конечно, выговорила государыня:- единственный исходъ, единственно возможное — это регентство.

— Конечно! Но объ этомъ я и желалъ бы знать ваше мнніе. Регентство регентству рознь. Бываетъ одна личность регентомъ, какъ былъ регентъ французскій, какимъ былъ у насъ Биронъ. Затмъ бываетъ и иной видъ правительства. При малолтнемъ монарх состоитъ синклитъ государственныхъ людей, правящихъ его именемъ. Мн кажется, что у насъ было бы всего разумне, если бы при великомъ княз состоялъ совтъ изъ русскихъ людей, числомъ хоть десять или боле. Конечно, изъ русскихъ вельможъ, отличныхъ происхожденіемъ и умомъ. Они могли бы быть выборными и мняться по очереди, но должны бы были быть всегда избираемы изъ членовъ россійскаго дворянства. Наконецъ, одинъ изъ нихъ, наиболе просвщенный, могъ бы быть президентомъ этого синклита… даже пожизненнымъ, пожалуй…

«Нчто въ род олигархіи на новый ладъ», снова подумала государыня, но снова промолчала.

— Согласны-ли вы со мной? спросилъ Тепловъ.

— Конечно. И даже знаю, кто могъ бы быть душой этого синклита и самымъ полезнымъ членомъ его… тонко намекнула государыня, и Тепловъ невольно просіялъ.

Побесдовавъ еще около часу, хитрый честолюбецъ попросилъ позволенія у государыни бывать у нея изрдка, чтобы передавать ей, на сколько общественное мнніе боле и боле клонится на сторону перемны положенія длъ.

Когда Тепловъ всталъ, то государыня проводила его до двери и, вернувшись съ своему мсту, стала предъ окномъ и, скрестивъ руки на груди, глубоко задумалась. Но лицо ея и взглядъ были не печальны, напротивъ, она какъ будто внутренно тихо смялась. Но не прошло и четверти часа, какъ громкіе шаги привели ее въ себя. Она обернулась и увидла предъ собой фигуру Никиты Ивановича Панина.

Онъ быстро вошелъ въ комнату, очевидно взволнованный. Панинъ всегда ходилъ также тихо и важно, какъ тщательно одвался.

Съ утра поднявшись, даже у себя въ горниц одинъ, онъ былъ всегда въ парик, который не снималъ до вечера. Для всякаго парикъ былъ то же, что и перчатки для выздовъ и пріемовъ; для Панина это была необходимость. Про него говорили, что онъ чуть не спитъ въ парик.

— Что случилось? вымолвила государыня, увидя его лицо.

— Случилось, началъ Панинъ взволнованнымъ голосомъ, — случилось, что я уду, я буду просить должности опять въ Швецію, а не дадутъ, я уду къ себ въ вотчину. Я не могу здсь оставаться! Я шутомъ не былъ и въ скоморохи не пойду.

— Да что такое?

Панинъ слъ въ кресло и заговорилъ быстро и гнвно:

— Вы знаете, что вчера я добился, наконецъ, чтобы государь сдлалъ испытаніе великому князю въ наукахъ.

— Ну, знаю! Что жъ? Вдь онъ остался доволенъ?

— Ну, да. Онъ остался доволенъ. Онъ даже сказалъ принцу и другимъ присутствующимъ при испытаніи, что Павелъ Петровичъ, конечно, гораздо умне и учене ихъ всхъ вмст. Принцъ Жоржъ даже обидлся.

— Ну такъ въ чемъ же дло!

— A въ томъ, что сегодня я получилъ награду за успхи моего воспитанника.

— И слава Богу!

— Нтъ, не слава Богу, а слава шуту гороховому! крикнулъ Панинъ. — Спросите, какую награду!..

— Какую же?

— Какую? Какую? привскочилъ онъ на мст. — Пожалованъ въ генералы отъ инфантеріи! отчаянно закричалъ Панинъ ро все горло. — Я, теперь, въ мои года, надну дурацкій куцый кафтанъ, ботфорты, шпоры нацплю себ, эспадронъ или ружье возьму и буду тоже разные выверты прусскіе длать, буду тоже на плац, какъ Трубецкой или Разумовскій, разводы длать солдатамъ. Я, который съ дтства ненавидлъ военщину и солдатчину! Вдь это на смхъ! A за что?! За усердіе. Тогда прямо взять другого воспитателя, а меня отправить. A разв это возможное дло? Это шутовство! Скоморошество!

Государыня молчала и не могла удержаться, чтобы не улыбнуться.