Петербургское действо

— Что съ вами? уже третій разъ спрашивалъ государь.

Маргарита, прійдя въ себя, ршила не говорить теперь ничего.

— Гудовичъ васъ удивилъ чмъ-нибудь? спросилъ Гольцъ.

— Да, удивилъ!.. прошептала Маргарита. — Но я не скажу чмъ… Теперь не скажу, ваше величество. Но посл, скоро… общаюсь вамъ все сказать… Да, удивилъ! Хотя здсь въ Петербург, т. е. въ Россіи — это дло обыкновенное, простое… Только со мной еще этого не бывало!.. говорила Маргарита, все еще пунцовая.

Гольцъ вдругъ догадался.

— Графиня! Я знаю… Я понялъ. Мы это обсудимъ съ вами… Вашъ мужъ при смерти… Я попрошу его передать мн свои права.

Государь стоялъ, открывъ ротъ, и ничего не понималъ.

— Скажите, въ чемъ дло?

— Посл! Посл! воскликнулъ Гольцъ за графиню. — Пойдемте… Выпьемъ венгерскаго за царя Соломона и всхъ справедливыхъ царей!.. воскликнулъ онъ, шутя.

Графиня вернулась отъ посла поздно вечеромъ, но довольная, веселая, счастливая… Счастливе, чмъ когда-либо.

Она нашла у себя Шепелева. Онъ дожидался ее, чтобы сказать, что княжны съ теткой уже освобождены. Онъ хотлъ остаться до полуночи и дале. Но Маргарита объявила ему что падаетъ отъ усталости и хочетъ тотчасъ лечь спать! А, между тмъ, глаза ея далеко были не сонные, а блестящіе, искрящіеся.

Шепелевъ печально поцловалъ ея руки и вышелъ изъ дома будто съ тяжелымъ камнемъ на сердц.

X

Въ половин мая въ тсномъ кружк приближенныхъ къ государю лицъ было нчто новое. Вс они были нсколько смущены. Даже Жоржъ, сидя дома по цлымъ днямъ, волновался и все совтовался съ женой, какъ поступить въ трудныхъ и непредвиднныхъ обстоятельствахъ.

Гольцъ, въ виду этой новости, работалъ неутомимо, рже бывалъ у Маргариты, и по два курьера въ недлю сказали съ его депешами изъ Петербурга въ Магдебургъ, гд находился Фридрихъ.

Государь Петръ едоровичъ за всю свою жизнь, а затмъ и за свое пятимсячное царствованіе переходилъ изъ-подъ одного вліянія подъ другое. Теперь онъ вдругъ оказался упрямо самостоятеленъ, и затя громадная по своимъ размрамъ и послдствіямъ глубоко запала ему въ душу, будто застряла въ голов. Онъ ни о чемъ боле не думалъ и не говорилъ, какъ объ этой смутившей все и всхъ чудовищной зат.

Онъ уврялъ всхъ, что это было всегда его заповдной мечтой, что онъ мечталъ объ этомъ, когда еще былъ ребенкомъ въ Кил, мечталъ, когда былъ наслдникомъ русскаго престола, за все двадцатилтнее царствованіе своей тетки и, наконецъ, что онъ давно твердо ршилъ, хотя никому объ этомъ не сообщалъ, привести въ исполненіе это давнишнее намреніе, при первой возможности. Теперь посл подписанія мирнаго трактата съ Фридрихомъ, по его мннію, насталъ часъ исполнить это завтное желаніе, удовлетворить и отдаться давнишнему заповданному чувству.

Эта затя, эта мечта, это заповдное чувство, внезапное признаніе въ которомъ, смутило всхъ, даже Гольца, и затмъ смутило несказанно самого Фридриха… было не что иное, какъ война съ Даніей! За Шлезвигъ! Государь былъ искрененъ отчасти. Дйствительно, въ Голштиніи испоконъ вка глядли завистливымъ окомъ на Шлезвигъ. Будучи наслдникомъ, Петру едоровичу, конечно, изрдка случалось тоже мечтать о завоеваніи Шлезвига. Вступивъ на русскій престолъ, онъ вспомнилъ объ этомъ и ршилъ когда-нибудь, воспользовавшись какими-нибудь смутами на политическомъ горизонт, добыть этотъ Шлезвигъ. Но почему вдругъ теперь собрался онъ внезапно на этотъ подвигъ, какимъ образомъ ршилъ онъ вдругъ немедленно приступитъ тотчасъ же къ этому длу и вдобавокъ съ такой легкостью, какъ будто дло шло не о войн, а о прогулк, никто изъ фаворитовъ ни догадаться, ни понять не могъ.

Черезъ день или два посл празднованія во дворц по поводу мира съ Пруссіей, государю стало какъ-то особенно скучно. Съ первыхъ дней царствованія онъ былъ занятъ смотрами, экзерциціей, новыми мундирами, перездомъ въ новый дворецъ и, наконецъ, заключеніемъ трактата съ Фридрихомъ. Теперь, вдругъ, мысленно оглядвшись кругомъ себя, онъ увидлъ, что многія мудреныя задачи достигнуты, исполнены… и длать больше нечего!

— Просто бда! Что же мн длать теперь! воскликнулъ онъ. — И даже очень скучно! Что-жъ теперь придумать?

Къ этой скук вскор присоединилось какое-то грустное настроеніе. Какъ всякая болзненная натура, всякій тщедушный организмъ легко падаетъ, легко уступаетъ, такъ и Петръ едоровичъ вдругъ почувствовалъ себя хворымъ и слабымъ, а въ особенности грустно настроеннымъ.

Въ эти минуты онъ всегда, еще наслдникомъ престола, становился раздражителенъ и привязчивъ; ко всмъ близкимъ людямъ онъ начиналъ относиться придирчиво, дерзко, и чмъ ближе былъ въ нему человкъ, тмъ боле доставалось ему. Наоборотъ, ко всмъ тмъ, которыхъ считалъ онъ своими врагами, онъ начиналъ относиться благосклонно, заискивалъ въ нихъ, будто бы мгновенно начиналъ ихъ бояться. Но въ сущности это происходило изъ очень хорошаго, хотя и болзненнаго источника. Въ это время государь относился къ врагамъ своимъ совершенно искренно, прощая имъ ихъ дйствительные или вымышленные вины и проступки. A равно вспоминалъ онъ и все то, что могъ сдлать дурного кому-либо, и старался всячески загладить свою вину.