Петербургское действо

Въ тотъ же день вечеромъ, до приглашенію государыни, Петръ едоровичъ снова явился въ ней на чашку чая и нашелъ у нея обоихъ Разумовскихъ, Панина, Дашкову, старика Миниха и нкоторыхъ другихъ. Въ конц вечера государь заявилъ, что онъ давно уже не проводилъ время такъ пріятно съ такими умными людьми, а вс его окружающіе и приближенные только и знаютъ, что пьянствуютъ, только и умютъ, что лгать и играть въ карты. Онъ попросилъ государыню на другой день снова собрать всхъ. Такимъ образомъ, дня четыре къ ряду бывали эти, по выраженію княгини Дашковой, «нечаянные чайные вечера».

Все, что говорилось на этихъ вечерахъ немногими лицами, было сохранено ими втайн, а, между тмъ, здсь и возникла мысль, здсь воскресла мечта государя, здсь была брошена искра въ его душу, отъ которой потомъ загорлся цлый пожаръ.

Искуссно, умно, тонко и льстиво напомнили государю о Шлезвиг, о давнишней вражд голштинскаго дома съ Датскимъ. Почему государыня, Дашкова или братья Разумовскіе заговорили о Шлезвиг и Даніи, было ихъ общей тайной. Почему захотлось имъ начать воевать за маленькое герцогство, — они одни знали.

Минихъ же ораторствовалъ боле всхъ по другой причин: старику полководцу хотлось снова понюхать пороху и, какъ бывало прежде, заставить говорить о себ всю Европу. Онъ зналъ, что въ случа войны онъ будетъ главнокомандующимъ.

Наконецъ, однажды, почти не спавъ нсколько ночей отъ картинъ сраженій, побдъ и подвиговъ, которыя тснились въ голов и смняли одна другую, одна другой кровавй, страшнй и славнй, государь пришелъ къ жен и объявилъ ей, что все ршено! Сдлавъ достаточно для внутренняго спокойствія и счастія Россіи, онъ можетъ, долженъ вспомнить теперь и о счастіи, правахъ Голштиніи, о своихъ обязанностяхъ уже не русскаго императора, а принца Голштинскаго.

На вопросъ его, чтобы жена высказала свое искреннее мнніе, государыня отвчала, что не сомнвается въ полномъ успх, въ цломъ ряд блестящихъ побдъ. Но совтовать объявить войну она, конечно, не возьметъ на себя, враги ея не преминутъ сказать, что она умышленно совтуетъ пагубное для Россіи и императора дйствіе.

Однако, въ тотъ же день вс самые близкіе люди государю, и т, которые бывали у него, и т, которые ршились не показываться нсколько дней, вс узнали о новомъ окончательно ршенномъ предпріятіи, войн съ Даніей.

Дни тоски, болзненной придирчивости къ друзьямъ, болзненнаго миролюбія по отношенію къ своимъ врагамъ прошли, но Шлезвигъ, Данія и война крпко засли въ голов государя.

Два вечера ораторствовалъ появившійся Гольцъ въ кабинет Петра едоровича и, какъ умный человкъ, краснорчиво, убдительно доказывалъ невозможность этой войны. Онъ доказывалъ что наврное мысль эта подсказана государю его врагами, чтобъ удалить его изъ Петербурга и изъ Россіи, дабы за его отсутствіемъ произвести Богъ всть что! Гольцъ привезъ даже два письма своего короля, въ которыхъ Фридрихъ говорилъ о томъ, что онъ готовъ помогать Петру въ дл Шлезвига, но считаетъ всякую войну для русскаго императора, на первыхъ порахъ царствованія, пагубной и немыслимой. Король совтовалъ прежде всего подумать о поздк въ Москву и коронованіи. Принцъ Жоржъ тоже появился, получилъ обратно женину звзду, былъ обласканъ, помирился съ племянникомъ и присоединился тотчасъ къ послу. Но ужь чего Гольцъ не могъ сдлать, то Жоржу и подавно было не по силамъ. Вс они стали надяться, что грезы пройдутъ, какъ прошла его придирчивость, но вс ошиблись…

Мра за мрой, указъ за указомъ доказывали, что намреніе государя будетъ приведено въ исполненіе и даже очень скоро, очень энергично и во что бы то ни стало!

Курьеръ государя, тайно отъ всхъ, даже тайно отъ канцлера имперіи поскакалъ въ Германію, въ мсто расположенія корпуса русскихъ войскъ подъ командой Румянцева, и повезъ никому неизвстную депешу.

А, между тмъ, государь крайне любезно обращался съ датскимъ посланникомъ Гаке-Гакстгаузеномъ, и датскій дворъ не подозрвалъ о той гроз, которая надвигается на страну со стороны Россіи.

XI

Еще полнаго мсяца не прошло посл перваго свиданія «Ночи» и юноши въ уборной дома Гольца, а безумный пылъ страсти у своенравной кокетки прошелъ! Бытъ можетъ, влюбленный юноша былъ дйствительно невыносимо ревнивъ, но Маргарита уже искренно начала раскаяваться въ томъ роковомъ шаг, который связалъ ея существованіе съ этимъ «львенкомъ», какъ она его называла.

Вдобавокъ у влюбленнаго было особенное чутье. Къ Гольцу Шепелевъ не ревновалъ ее нисколько, хотя за послднее время посолъ и красавица видались ежедневно и постоянно о чемъ-то совщались и иногда очень долго. Но всмъ поздкамъ Маргариты во дворецъ юноша мшалъ, сколько могъ. Онъ зналъ, какъ и многіе въ Петербург, что государь становился съ каждымъ днемъ все неравнодушне къ замчательной красавиц. Воронцова уже, замтно для многихъ, отходила на второй планъ. A другъ ея, Гудовичъ, возненавидвшій графиню Скабронскую, и грубо обошедшійся съ ней, тоже начиналъ пользоваться меньшимъ благорасположеніемъ государя.

— Ты совсмъ мужикъ! замтилъ ему, Петръ едоровичъ. — Съ женщинами обращаться не умешь! Но боле этого государь ничего объяснить не захотлъ.