Петербургское действо

Маргарита остановилась, глядя юнош въ лицо, и молчала. Что же ей было сказать? Остановить поздно, нельзя. Онъ оттолкнетъ ее и пройдетъ въ эту залу. Просить, умолять, хотя бы упасть на колни, — не поведетъ ни къ чему! Обмануть, клясться въ любви, снова вернувшейся, — безсмысленно! Кто же повритъ? Конечно, онъ не проститъ ей теперь, когда прежняго страстнаго любовника въ немъ нтъ и помину!

Уже есть другая женщина, которая еще недавно заслоняла его, какъ ангелъ хранитель, отъ нея, принявъ ее за воплотившагося демона.

— Ты меня убить пришелъ! дрожащимъ голосомъ выговорила, наконецъ, Маргарита. — Ты пришелъ сказать ему, что я тебя любила какъ безумная. За это ты хочешь раздавить меня, какъ наскомое? Я любила тебя не долго, правда, но вдь ты знаешь — какъ любила!.. Что же? Это теперь преступленіе передъ тобой? Что я, разлюбивъ тебя, послала на смерть, — это ложь! Я и теперь также люблю тебя! Но, что же мн длать, если иныя чувства заглушаютъ во мн эту любовь? Мн захотлось иного. Честолюбіе заговорило… Иди, длай, что хочешь, но всю жизнь свою ты будешь жалть меня! Ты слишкомъ добрый, хорошій человкъ, чтобы длать зло. Но, помни, милый… голосъ Маргариты дрожалъ и сталъ едва слышенъ… Помни, что за мою любовь къ теб, хотя и не долгую, теб грхъ…

Она не договорила, отступила въ сторону и, будто очищая ему дорогу въ залу, хотла прибавить:

— Иди…

Но это слово отъ волненія и прилива чувства осталось у нея въ гортани, и Шепелевъ не слыхалъ его, а только понялъ.

Въ зал взвизгнули смычки музыки, и началась вторая часть концерта.

Шепелевъ двинулся, но не въ залу, а назадъ, и вымолимъ голосомъ отчасти слабымъ отъ болзни:

— Идите, графиня, за мною!

И Маргарита повиновалась быстро и почти безотчетно. Она смутно понимала только, что они двигаются въ противоположную сторону отъ той пропасти, въ которую она была уже готова пасть. A куда ведетъ онъ ее, все равно. Если даже онъ пришелъ исполнить ту угрозу, которую когда-то среди безумныхъ ласкъ, постоянно ей повторялъ! Если онъ хочетъ просто зарзать ее на подъзд дворца или въ садахъ, окружающихъ дворецъ?

Въ эту минуту гордой и самолюбивой красавиц, царившей въ придворномъ кружк этого дворца, казалось, что позоръ среди валы хуже смерти въ глуши дворцоваго сада.

Сдлавъ нсколько шаговъ, Шепелевъ вымолвилъ:

— Гд ваша горница? Проведите меня туда и не бойтесь. Я вамъ простилъ. Я не для мести здсь. Я исполняю святой долгъ врноподданнаго, многимъ лично обязаннаго особ государя. Хотя и ради вашей прихоти, но онъ все-таки сдлалъ мн много добра, и я здсь ради него. Я усталъ, едва стою на ногахъ, я недавно началъ вставать съ постели, прохался… Дайте мн ссть!

И Шепелевъ вдругъ тяжело опустился среди прихожей на первую попавшуюся скамью. Маргарита стала надъ нимъ, скрестивъ руки, и вдругъ странное чувство шевельнулось на душ ея и странная мысль ясно и глубоко сказалась въ голов.

— «Если бъ я была другая женщина, какъ бы я любила тебя»!

Много перечувствовала Маргарита въ эти минуты! Рзкій переходъ отъ убжденія, что юноша пришелъ губить ее, къ извстію, что онъ простилъ ей все и, больной, явился по чувству долга и любви къ государю, — заставило встрепенуться ея сердце.

Черезъ мгновеніе Шепелевъ снова поднялся и тихо двинулся за графиней, которая вела его въ свои комнаты.

Шепелевъ объяснилъ Маргарит, что онъ долженъ сообщить ей ужасную всть о громадномъ, правильно организованномъ заговор противъ государя, во глав котораго находятся ближайшіе къ нему вельможи. Тотъ, который душа этого заговора, теперь, быть можетъ, въ зал сидитъ около государя.

Юноша передалъ графин большой листъ бумаги, исписанный кругомъ, полученный имъ отъ Квасова и перешедшій, быть можетъ, черезъ нсколько рукъ. Это былъ доносъ, въ которомъ повторялось почти то же самое, что было въ письм Шванвича, поданномъ Будбергу, и упоминались братья Орловы, братья Всеволожскіе, Тепловъ и другіе, какъ главные заговорщики; упоминался Баскаковъ, какъ будущій цареубійца, упоминался Пассекъ, въ рукахъ котораго найдутся вс доказательства…

Маргарита не даромъ была въ лагер голштинцевъ, не даромъ была близкимъ лицомъ теперь ко двору и государю. Это обстоятельство уже какъ будто обязывало ее ничего не знать и не вдать, что вдалъ или, по крайней мр, чуялъ, всякій петербургскій мщанинъ.

Маргарита была на столько поражена, что нсколько времени не могла прійти въ себя.

— О, какъ вы отплачиваете мн! воскликнула она, наконецъ. — И за то, что я заставила васъ выстрадать, вы даете мн средство сразу достигнуть той цли, которая была все-таки еще далека. Теперь, передавъ въ руки государя эту бумагу, которую принесли вы мн, я спасаю его. Онъ обязанъ мн своею жизнью, своимъ царствованіемъ. Поймите, что вы даете въ мои руки. Вмсто того, чтобы повергнуть, вы еще боле возносите меня!