Петербургское действо

— Вы? Да я отъ васъ, кром самыхъ оскорбительныхъ помысловъ и рчей, ничего за цлый годъ не видала, — грустно старалась произнести Маргарита. — Да я васъ и не виню. По вашему, на свт только и есть, что деньги. Вотъ вы всхъ и подозрваете.

— Встимо, все деньги!

— И все на нихъ купишь?

— Все, цыганочка, все… подсмивался старикъ ядовито.

— Купите молодость…

— Мало что, — нельзя… вдругъ разсмялся онъ.

— Купите красоту!

— О - охъ, тоже нельзя.

— Купите меня, мою любовь. Да не внучкину, а мою, женскую любовь.

— Можно!

— Что?

— Можно! Не финти… Говорю, можно.

— Стало-быть вы меня вызвали, чтобы заставить пустяки слушать. Не стоило того… серьезно выговорила Маргарита.

— Ну, слушай дло. Я съ тобой не знался, почитай, годъ, потому что ты ко мн была не ласкова. Я все-таки теб ддъ. Нужно коли было денегъ, сказала бы. Ну и далъ бы.

— Первое же слово, и о деньгахъ. У васъ, во всхъ вашихъ сундукахъ, нтъ столько денегъ, сколько я въ мсяцъ нашвыряю по городу въ лавкахъ.

— Откуда же это у тебя деньги? У мужа ничего нтъ…. Отъ полюбовниковъ?

— Да, только не отъ сотни, а отъ одного! вдругъ вымолвила Маргарита.

— Славно. И сама признается еще. Ай да цыганка! Ну, отъ какого же молодца?

— Онъ можетъ и не молодецъ! Ему можетъ семьдесятъ лтъ, да для меня кажетъ онъ краше двадцатилтняго.

Выдумка Маргариты былъ врный ударъ противнику. Наступило молчаніе. Графъ вытаращилъ на красавицу глаза. Этого онъ не ожидалъ! И Богъ всть, что шевельнулось у него на душ. Онъ самъ еще сразу не могъ себ отдать отчета… A она отлично знала впередъ, что именно отъ этой выдумки шевельнется у стараго холостяка на душ.

— Скажи на милость! выговорилъ вслухъ, но самъ себ, озадаченный старикъ и снова смолкъ.

«Ничему не вритъ, а этому поврилъ!» внутренно смялась Маргарита.

— Какъ же это ты… забормоталъ Іоаннъ Іоанновичъ и страннымъ, будто завистливымъ окомъ окинулъ красивую молодую женщину. — Какъ же? Зачмъ же стараго? Мало разв въ Питер молодыхъ?

— A разв на это законъ у васъ?… разсмялась Маргарита.

— Встимо, законъ естества! Природный законъ.

— Истинный природный законъ тотъ, что у всякаго свой вкусъ, да своя воля.

— О, Господи! Вотъ удивила… Да зачмъ же ты… Почему? Изъ-за денегъ его…

— Опять… Только у васъ и на ум что деньги… Но, бросьте это. Какая вамъ до этого забота? A скажите лучше, по какому длу вы меня вызвали?

— Дло?… Дло?… Да… Какое бишь дло!… Такъ озадачила меня, что память отшибла! Да. Вотъ дло какое. Ты слушай прилежне.

— Слушаю.

— Ты, видишь, въ сил нын при новомъ двор. Какъ ужь ты умудрилась, когда сама императрица въ опал… Доносить на меня не пойдешь?! A то я попридержу языкъ!… Ну вотъ, стало-быть… я къ теб съ поклономъ. Заступись и спаси двухъ молодцовъ.

— Орловыхъ? И вы за нихъ?…

— Вишь, ужь знаетъ. Просили?

— Да, просили… Просили многіе, но я… не знаю, можетъ быть… Надо подумать… Оно можно, но однако…

Маргарита тянула слова, потому что сама въ эту минуту раздумывала и соображала, какъ отнестись къ словамъ дда.

Сознаться въ своей сил и ее даже преувеличить? Или скрыть все?… Покуда она думала, старикъ высказался весь и она знала, что длать.

— Я, видишь, внучка-цыганочка, — искренно высказывался Скабронскій, былъ, слава Богу, вельможа не послдній въ государств со дней Великаго Петра Алексевича и даже при Бирон не запропалъ… Ну, а вотъ теперь, подъ конецъ дней своихъ, попалъ въ зажору. Не знаю, какъ и примриться, какъ и привкинуть себя къ новымъ-то порядкамъ и людямъ. Ничто не беретъ. Того и гляжу, что меня нищимъ сдлаютъ и въ ссылку угонятъ, а дома и вотчины отпишутъ, да какому-нибудь хохлу и прощалыг подарятъ… Ну вотъ, узнавъ, что ты въ сил нын, я къ теб съ поклономъ… Наперво, ты мн покажи свою востроту на ребятахъ Орловыхъ. Ихъ дло пропащее! Если ты ихъ изъ бды выручишь, когда и Разумовскіе не могутъ, и Воронцовъ даже не можетъ черезъ дочку свою… то тогда я уврую вотъ какъ… Какую ни на есть, хоть бы и Можайскую вотчину мою теб поднесу, по дарственной записи.

«Самую маленькую!» подумала и усмхнулась Маргарита.

— Почему смешься? Ей-Богу поднесу…

— Все сказали, ддушка?

— Все. A что?

— Завтра узнаете отвтъ, коли задете ввечеру.

— И дарственную, стало-быть, захватить?

— Захватите! вымолвила Маргарита, подумавъ.

— Стало-быть, врно? Выручишь ребятъ?

— Не знаю. Постараюсь.

— Дло, внучка, не въ ребятахъ. A важно мн тебя испытать. Не враки ли, толки да слухи. Коли выручишь, то, ей-ей, бери палку да и бей меня; или на цпи съ музыкой води, какъ медвдя. да заставляй и горохъ воровать, и солдата съ ружьемъ показывать, и всякое колно продлывать. Поняла?

— Поняла, ддушка. Поняла! усмхалась красавица, дерзко и насмшливо заглядывая теперь въ глаза старика.

— Стоитъ постараться? А?

— Встимо, стоитъ…

— Озолочу, цыганочка… Мой разсчетъ простъ. Все одно, не ровенъ часъ, опишутъ да отымутъ все беззаконно. Такъ, пущай, лучше теб перепадетъ малая толика… Такъ вдь?.. Ты видишь, я на чистоту сказываю, не хитрю… Ну и ты не финти… Уговоръ… Идетъ?.. А?

— Идетъ, ддушка! ршительно, какъ вызовъ, произнесла Маргарита и протянула руку старику.

— Ну? поцлуемся.