Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Так же как на сентябрьском и октябрьском розысках, некоторые стрельцы подвергались повторным пыткам. Эти повторные пытки производились 27 января. Из 18 стрельцов, допрошенных в застенке князя Ф. Ю. Ромодановского по первому разу 23 и 25 января, 8 человек были пытаны второй раз 27-го, в том числе головнинцы Ивашка Чурин, Васька Косарев, пятидесятники Колзакова полка Митька Елисеев, Пронька Кузьмин, Федька Степанов, Ивашко Волосатый, Тимошка Давыдов, Афонька Прасолов. К прежним своим показаниям Ивашка Чурин с 8 ударов сделал теперь следующие существенные добавления: стрелецкого сына Ромашку Елфимова он, будучи задержан в Стрелецком приказе, посылал за стрельцами, чтоб шли в город не только для того, чтобы его выручить, но и для того, чтобы «спрашивать», т. е. потребовать отчета у князя И. Б. Троекурова в том, кто у них убавил хлебное жалованье; в полку у них носилось, что убавил у них хлебное жалованье боярин Т. Н. Стрешнев по своей воле. Мысль у них, стрельцов, была такая, чтоб вывесть бояр всех и побить за то, что отменили шедшее им хлебное жалованье. Васька Тума у Арбатских ворот ему говорил: «Идем-де мы к боярину ко князю Ивану Борисовичу бить челом о том, кто у них хлебное жалованье отнял, и чтоб то хлебное жалованье дать им по прежнему и, буде он в том откажет, и им ему говорить, чтоб дал им сроку на два дня. А буде того хлеба им давать не станут, и мы-де в понедельник или, кончая во вторник, их, бояр, выведем всех и побьем». Имели мысль и на Луки полки свои посылать, чтоб они к ним приехали «для того убийства на помощь, а та-де дума была у них у всех». Васька Косарев и Левка Денисов подтвердили, что разговоры о боярине Т. Н. Стрешневе, что он отнял хлебное жалованье, шли у всех стрельцов, прибегавших в Москву весной 1698 г. Из пятидесятников одни остались при своих прежних речах, данных на первой пытке, другие делали некоторые добавления в сторону сознания. Так, Митька Елисеев с 25 ударов «говорил прежние свои речи». Пронька Кузьмин до пытки сознался, что шел с своей братьей для бунта и готов был в Москве сделать то же, что и другие стрельцы. Федька Степанов показал, что, когда к мятежным полкам приехал генерал Гордон их уговаривать, он, Федька, перешел к нему. Пятидесятник Ивашко Волосатый говорил прежние речи. Были вызваны его уличать известные главари Артюшка Маслов и Васька Зорин, показывавшие, что он шел в Москву для бунта и вел полк, будучи в полку наказным приставом, дорогой делал стрельцам смотры и раздавал им порох и свинец. Несмотря на 25 ударов, Волосатый был тверд, во всем запирался и оставался при прежнем показании, говоря: «Вольно-де им его клепать и говорить что хотят». Пятидесятник Тимошка Давыдов говорил, что, когда из Торопца стрельцы стали собираться к Москве, он стал свою братью унимать так же, как и пятидесятник Афонька Прасолов, но стрельцы начали на них кричать: «Полковник-де не велит итти к Москве, а вы-де не унимаете и плачете и хотите к Москве итить», и хотели его, Афоньку, заколоть копьями. Афонька Прасолов с 25 ударов признался, что про письмо, что Васька Тума принес от царевны, слышал, к Москве шел для бунта, намереваясь делать то же, что и остальные стрельцы, стрельцов по дороге к Москве бивал не затем, чтобы они друг от друга не отставали (т. е. не подгонял их к Москве), а для того, чтобы они, идучи дорогой, обид никаких не чинили[994]

.

В этот же день должен был подвергнуться пытке племянник Васьки Тумы стрелец сборного полка Головнина Андрюшка Сергеев Фуфай, но он сделал покушение на самоубийство, как гласит имеющаяся в записи этого розыска отметка: «Васки Тумы племянник Андрюшка Сергеев Фуфай не пытан для того, что, сидя в санях (когда его привезли в Преображенское), сам себя порезал в брюхо». Как объявил находившийся при нем у саней на карауле служка Симонова монастыря Федька Петров, Андрюшка взял нож у монастырского крестьянина Нефедьки, который, дав ему нож, скрылся[995]

.

23 января, кроме главного застенка князя Ф. Ю. Ромодановского, следствие производилось, судя по записям, еще в шести застенках[996]. Всего пытано было в этих шести застенках 37 стрельцов, по 6 человек в каждом, только в застенке князя В. Д. Долгорукого — 7; из них 28 человек сборного полка Петра Головнина.